– Он нам подходит! Потому что он тоже не начинал обучение сначала, он так и не стал своим, он чужой, как и мы… и он приютский… из приюта Арров на побережье и всегда будет вторым сортом и никакая сила, никакой круг не заставит кого-то считать его равным…
– Даже тебя? – хрипло уточнил Коста.
– Меня, – Пятый поперхнулся.
– Вы не общаетесь, спорите, хотя оба занимаетесь у Шрама, иначе у вас уже была бы сработанная двойка… Но двойки нет. За последние пару дней вы, – Коста пошевелил пальцами, загнув три, – вы спорили трижды, но сейчас ты – в карцере, и ты предлагаешь Семнадцатого?
– Это долгая история, – после короткого молчания отозвался Пятый.
Пятый достал его через… сколько времени прошло, Коста не знал, но тут умудрился, сильно фальшивя, напеть несколько песен, разбавляя тишину, прочитать несколько гимнов Великого и молитв, а также вылакать всю последнюю воду из кувшина, который разбил, поставив мимо стола, и теперь глиняные черепки хрустели под ногами.
– Ла-ла…ла-ла-ла…
«Хрусь, хрусь, хрусь».
– Ла-ла-ла… ла-ла-ла…
«Хрусь, хрусь, хрусь».
– Ты можешь сесть? – процедил Коста – голова разболелась снова. – И не ходить туда-сюда, туда-сюда…
– Ты все равно меня не видишь… – Ла-ла-ла… ла-ла-ла…
«Хрусь, хрусь, хрусь».
– Сядь. Успокойся…
– Ты меня не видишь, не видишь, не видишь… а раз не видишь не поймаешь… – Ла-ла-ла… ла-ла-ла…
«Хрусь, хрусь, хрусь».
– Сядь уже!
– Ла – ла – ла… ла – ла – ла…
«Хрусь, хрусь, хрусь».
– Ла-ла-ла… ла-ла-ла…
«Хрусь, хрусь, хрусь».
– Сядь! – Коста подпрыгнул, пытаясь ухватить за рукав, почувствовав порыв ветра рядом, но Пятерка каким то образом увернулся.
– Ла-ла-ла… ла-ла-ла…
«Хрусь, хрусь, хрусь».
– Ла-ла-ла… ла-ла-ла… Я перестану, если ты расскажешь, почему не Семнадцатый? Чем он не подходит?
«Хрусь, хрусь, хрусь».
– Иначе я так и буду продолжать… – Ла-ла-ла… ла-ла-ла…
«Хрусь, хрусь, хрусь».
Коста сдался мгновений через пять. Медленно и хрипло, подбирая слова, рассказал, почему Семнадцатый не достоин доверия, и, ещё не закончил, когда его прервал звонкий хохот.
– Хахахаха… Фух… ххаххаха… это все причины?
Коста кивнул в темноте, забыв, что собеседник его не видит, но Пятый понял.
– Я не знаю, почему наш учитель взял тебя курировать, Сейши всегда особо выделял умных… а ты тупо-о-о-ой… – протянул Пятый назидательно. – Такой тупой, что ащщщ…
– То есть, ты решил, что он не достоин быть в тройке и не достоин доверия, потому что кто-то рылся в твоих вещах…
– И он отдал рисунок.
– И потому что на твоих картинках он выглядит так, как способный на воровство… Фыр-р-р…
Пятый хмыкнул обидно, и громко.
– Рисунок. Это было утром четыре дня назад? На той декаде?
Коста кивнул, потом, вспомнив, что его не видят, угукнул.
– Утро, утро, утро… накануне вечером давали слоеные пирожки с медом? – Пятый потеребил мочку уха, задел Косту и отодвинулся подальше.
– Угу.
– Я тогда спал на крыше, тем утром, – рядом воодушевленно хлопнули в ладоши, – и все видел! Рисунок забрали! Этот тупой идиот нес его открыто. Девятый, восьмой, десятый, и по-моему пятнадцатый.
Коста прищурился.
– Когда я спрашивал его, зачем он отдал рисунок, Семнадцатый промолчал.
– Он может тупой, но гордый! Единственное, что у него выходит – сила, и что он должен сказать, что его прижали вчетвером? Да он не признается в том, что слаб, даже если от этого будет зависеть его жизнь, скорее сдохнет. С этим решили, а вход в дом… если бы ты учился здесь…
– …десять зим… – передразнил Коста.
– …ты бы знал, что вход открывают не только личные печати. Печати Наставников, помощников и некоторых слуг тоже имеют доступ. Вот столько человек – пятый растопырил пальцы на обеих руках и потыкал Косте в плечо – раз, два, три раза. – Так что ты идиот и ещё тупее Семнадцатого! Кажется, я сделал неверную ставку…
– То, что доступ есть у многих, не говорит, что это не…
– Это я рылся в твоих вещах, – перебил Пятерка буднично, и совершенно спокойно. – Поклялся бы силой, но…
Дзинь-дзинь – браслеты-блокираторы стукнулись друг о друга.
Коста отодвинулся в темноте, потом отодвинулся ещё, и, наконец встал, заходив от стены до стены.
– Но… зачем? – Наконец выдал он хрипло.
– Как зачем? – Коста не видел, но готов был поставить, что Пятый закатил глаза. – Ну-у-у-у… ты ту-у-упо-о-ой… должен же я знать, с кем обедаю. Рисунки кстати ничего, не зря тебя хвалят Наставники, мне особенно понравилось, как ты изобразил Третьего… Так что – вопрос – решен? Берем Семнадцатого, и в тройку!
Коста не ответил – добрался в темноте до столика, нащупал второй, оставшийся целым кувшин, и безрезультатно потряс – пусто, пара маленьких капель скатилась вниз.
– Эй, ты слышал, что я сказал? Эй? Так как насчет Семнадцатого?
Коста не ответил – прошел обратно на голос, выдернул из под задницы Пятого последнюю свернутую циновку и постелил в другой части карцера.
– Хей… так и будешь молчать?
Коста не ответил, улегся, заложил руки за голову и закрыл глаза. Ему нужно было подумать.
– Хей, я к тебе обращаюсь!