Печать Раннагарра

Гостиницы, в которых они ночевали, были на удивление новыми и чистыми, словно кто-то их специально построил, ожидая приезда Оливии, и что самое странное, на вечно сующую в котлы носТаргу на кухнях почему-то никогда никто не ругался.

К обеду пятого дня Оливия задремала на плече у Джедда, а когда карета неожиданно остановилась и мастрим, ласково погладив ее по щеке, сказал: «Просыпайся, детка, мы приехали», девушка решила, что они добрались до очередной гостиницы. Даже не глянув в окно на расположение постоялого двора, Ли, зевнув, подобрала юбки, собираясь выйти из кареты — и неожиданно обнаружила, что двор вместо привычной утоптанной земли выложен гладкой брусчаткой. Резко подняв голову, охотница судорожно вздохнула и, прижав к губам дрожащие пальцы, прошептала:

— Всевидящий, это же Доу Драххар!

Он был таким, каким Ли его помнила. В своих снах она тысячи раз поднималась по мраморной лестнице, на ступенях которой, кутаясь в крылья, спали каменные драконы. Стрельчатые окна, оправленные в каменную резьбу, сохранили цветную мозаику, и только сейчас Оливия смогла разглядеть, что в ее узоре тоже отчетливо просматривается летящий над облаками дракон.

У крыльца полукругом выстроились слуги. Потрясенно разглядывая их лица, Ли вдруг увидела своего грума.

— Хорн, — всхлипнула девушка, бросаясь на шею вырастившему ее старому слуге. — Ты жив!

— Жив, маленькая госпожа, — сквозь слезы улыбался конюх. — Я и не надеялся, что увижу вас когда-нибудь снова. Счастье-то какое!

— Хорн, я вроде как уже не маленькая, — рвано вздохнула Оливия, вытирая мокрое лицо старика.

— Для меня вы всегда будете маленькой, — шепнул Хорн. — Такой, какой я вас помню — с драными штанами, синяками на коленках и с поцарапанными ладошками. Ох, и сорванцом же вы были!

Оливия закрыла ладонями лицо, не в силах справиться с нахлынувшими на нее воспоминаниями.

Дом, родной дом! Она стояла у его порога, не веря, что это не сон. Скитаясь с Джеддом по просторам средиземья, она жила тайной надеждой, что однажды сможет вернуться сюда.

— Спасибо! — подавшись к мастриму, Ли уткнулась в его грудь лицом, стараясь успокоиться и не расплакаться.

— Не мне, детка, — грустно улыбнувшись, Джедд погладил ее волосы. — Ему! — кивнул в сторону охотник.

Не нужно было поворачиваться, чтобы понять, кто стоит за ее спиной. Оливия чувствовала его каждой своей клеточкой. Руки опять стали трястись, голова кружиться, а земля ускользать из-под ног. Всевидящий, и почему она так на него реагирует? Больше всего Ли боялась, что сейчас упадет в обморок, а когда очнется, Касс опять исчезнет.

Сильные руки мужа подхватили ее, едва она стала сползать на землю, и это прикосновение было таким же ошеломляющим и мощным по диапазону захлестнувших Оливию чувств, как разыгравшаяся морская стихия, девятым валом накрывающая тонущие корабли. Словно слепая, Оливия цеплялась руками за плечи Касса, пьянея от его запаха, ощущая острую потребность дышать им, как воздухом — спасительным и живительным, без которого она просто медленно умирала. Он нес ее куда-то, а в голове Оливии, как у сумасшедшей, прочно сидела одна единственная мысль: «Только не останавливайся»! Было совершенно не важно, куда он идет и зачем — хоть на край света, лишь бы с ней, лишь бы не отпускал.

Касс все же остановился, и Ли, как маленькая, закрыла глаза, не веря, что сказка закончилась, не желая лишаться тепла мужа, по которому она изголодалась за мучительно долгие месяцы его отсутствия.

— Я думаю, ты захочешь побыть здесь немного одна.

Всевидящий, от одного его голоса — низкого, бархатного, немного рычащего — по позвоночнику колко поползли мурашки. С трудом сделав вздох, Оливия разлепила веки, и ее взгляд поймал в фокус золотой диск солнца, ласково выглядывающий из-за белых подушек облаков. Бескрайним зеленым морем, до самого горизонта простирался лес: величественный и старый, хранящий память веков и мудрость времен. Он был таким же, когда маленькой девочкой Ли прибегала на эту гору, чтобы увидеть восход солнца, и будет таким же, когда сюда, спустя десяток лет, станет приходить ее подросший сын. Это место было ее любимым, с тех пор, как Ли себя помнила. Но как об этом узнал Касс?

— Эту скалу называют Драконьим Камнем, — тихо произнес герцог. — Твой отец просил похоронить его именно здесь, на том месте, которое ты больше всего любила.

Касс осторожно поставил Оливию на ноги перед плоским черным камнем, на поверхности которого было красиво выгравировано имя ее отца — граф Эверос Рине Торвуд.

Ли провела рукой по нагревшемуся от солнца надгробию, и удерживаемые упрямством и остатками воли слезы хлынули сплошным потоком, снимая с души такой же тяжелый камень, как тот, под которым сейчас покоился ее отец.

— Папа, — упав на колени, Ли прижалась щекой к могиле. — Это я, твоя Лив. Я вернулась домой.