Остановившись перед входом на кухню, Касс жадно глотнул воздух, не в силах совладать с охватившим тело горячим нетерпением от предстоящей встречи с женой. Мягко и пружиняще, как огромный кот, он шагнул внутрь, восторженно засмотревшись на склонившуюся над столом Оливию.
Солнечный свет золотил волосы на ее затылке, сияющим нимбом окружая светлую голову. Тонкие руки быстро и умело шинковали какие-то овощи, и в такт их движению мерно колыхались рукава ее совершенно потрясающего платья.
Тонкого, молочно-белого, расшитого искусным серебряным узором, ладно подчеркивающего стройную женскую фигуру. В глубоком квадратном вырезе заманчиво улеглись нежные полушария груди. Жадно глядя на них, Касс сглотнул и негромко позвал:
— Лив.
Уронив нож, Оливия подняла голову, растерянно хлопнув своими наивно-голубыми глазами.
— Ты что-то хотел? — испуганно глядя на Касса, дрожащим от волнения голосом поинтересовалась она.
…- Тебя… — ответили его глаза. — Тебя… — беззвучно прошептали его губы.
В очагах яростно вспыхнуло пламя, сорвав с котлов крышки и с шипением выплеснув на горящие угли воду.
Тарга в ужасе отступила назад, глядя на то, как вокруг стоящих друг напротив друга хозяев медленно поднимается стена огня, состоящая из перевитых огненных символов и узоров.
— Выйди, — приказал служанке Касс, не разрывая с женой зрительной связи.
Кухарка, подхватив юбки, стремглав вылетала из кухни — подальше от хозяев и устроенной ими огненной феерии.
Касс протянул руку, легонько дотронувшись до бархатистой щеки Оливии, осторожно погладил пальцем припухшие губы, блаженно прикрыл глаза, наслаждаясь ощущением теплой нежности в его ладони, и сердито прошептал:
— Никогда больше не смей убегать из нашей постели.
Ли почувствовала, как огонь заливает щеки, ползет за шиворот, растекается по груди и животу, оседая в ногах горячей тяжестью непонятного томления.
— Ты просил остаться только на одну ночь, — еле слышно пролепетала она и едва не задохнулась оттого, какой откровенно-алчный и голодный блеск появился в глазах мужа.
Медленно-медленно, продолжая удерживать взглядом, он покачал головой из стороны в сторону, а затем произнес:
— Не отпущу, — осторожный шаг вперед и…
Все, что успела сделать Оливия, прежде чем губы Касса обрушили на нее свою сокрушающую силу — это глубокий вдох.
— Больше не отпущу, — на секунду перестав терзать ее рот, прошептал он. — Не смогу. Неужели еще не поняла?
Он запустил руки в ее волосы на затылке, сжал в кулак и осторожно коснулся губами лба девушки, подрагивающих век, а потом стал покрывать поцелуями ее лицо, жадно, торопливо, рвано выпуская воздух, что-то тихо и сердито бормоча.
— Ты моя, Лив. Моя! Подруга. Напарница. Жена. Женщина. Любовница… У тебя был шанс уйти от меня до сегодняшней ночи, больше я тебе его не дам.
— Ты обещал, что… — жадные губы не дали ей договорить: они все целовали, целовали, целовали… жарко, сладостно, нежно, исступленно горячо, пока у Ли не подкосились ноги и она не повисла в руках обнимающего ее Ястреба.
— Обещал… — выдохнул в ее лицо Касс. — Все изменилось, Лив. Скажи, глядя мне вглаза, ты теперь сможешь так просто уйти?
Она закусила губу, чувствуя, как на глаза наворачиваются глупые слезы.
— А если я тебя попрошу остаться? Вот так, — Касс поцеловал тонкую жилку, пульсирующую на шее, нежно провел языком до подбородка, — И так, — поймав ее ладонь, он захватил губами дрожащие пальцы, целуя каждый проникновенно и жарко.
— Не надо… — всхлипнула она, чувствуя, что начинает плавиться от его жгучих прикосновений, нежных слов и низкого с хрипотцой голоса.
— Почему, Лив? — надавив большим пальцем на ее губы и очертив подушечкой их контур, мягко спросил он. — Разве я сделал тебе больно?
— Нет.
— Ты меня боишься?
— Нет.
— Тогда чего ты боишься, огненная моя?
— Себя, — отчаянно выдохнула Оливия.
Касс понимающе улыбнулся, а потом, подняв на руки, стал осыпать нежными долгими поцелуями ее губы, подбородок, шею, плечи. И пока нес через весь дом, ловил себя на мысли, что с каждым прикосновением к ней все сильнее теряет голову, испытывая ненормальное, безотчетное желание остановиться и наброситься на нее, как сумасшедший. И плевать на слуг, на приличия и то, что потом вся челядь будет судачить и перешептываться…
Плевать на все и вся, лишь бы видеть в ее глазах свое отражение и чувствовать, как бьется у его груди ее сердце.
Двери закрылись сами собой. Это была магия. Ли ощущала ее кожей.
В глазах поставившего ее на пол Касса полыхнуло голодное зеленое пламя.
Взгляд стал тяжелым, жарким, откровенно-мужским. Он мягко положил ладони на плечи Оливии, осторожно спустив с них платье, и охотница невольно вскинула руки, прикрыв собственную наготу. Не смея трогать ее дальше, Ястреб отступил на шаг и тихо произнес:
— Одно твое слово — и я уйду. Ты хочешь, чтобы я ушел?
Ли обреченно вздохнула и, опустив глаза, отрицательно качнула головой.