Уткнувшись лбом в холодную стену коридора, Ли отрешенно уставилась на каменную кладку, мучительно силясь понять, как такое могло произойти? Когда? Почему не догадалась раньше? И что теперь делать?
— Лив, что с тобой? — руки мужа рывком развернули ее вокруг своей оси и невозможно-зеленые глаза цепко впились в нее своим встревоженным взглядом. — Тебе плохо?
Оливия не могла вымолвить ни слова — не мигая, смотрела в лицо мужа, плохо понимая, что он у нее спрашивает.
— Лив, не молчи! — теплая ладонь Касса коснулась щеки охотницы. — Ты такая бледная. Что случилось?
— Душно там, — рвано вздохнула Оливия. — Дышать нечем.
— Я повернулся, а тебя нет, — мгновенно прижал ее к себе Касс, уткнувшись подбородком в светлую макушку. — Ты меня напугала.
— Почему? — Оливия отстранилась, жадно вглядываясь в глаза мужа.
— Что «почему»? — не понял он.
— Почему напугала? Почему ты так переживаешь за меня? — сердце Оливии выжидающе замерло, и мгновения, пока она ждала его ответ, превратились в вечность.
— Потому, что ты моя жена, — удивленно нахмурился он. — Разве может быть иначе?
— Нет, конечно, — обреченно опустила глаза Оливия.
Это был не тот ответ, которого она ждала. Не заветное «потому, что я люблю тебя», а обычное «потому, что ты моя жена». Могло ли быть иначе?
Нет.
Не могло.
Оливия понимала.
Такие, как он, любят раз и на всю жизнь, и эти чувства, к сожалению, достались не ей, а его покойной жене, в сравнении с которой она всегда будет выглядеть жалкой и бледной тенью.
— Ты сказал, что мы сегодня отправимся к зургарам? — Ли так и не смогла заставить себя вновь поднять голову и посмотреть на Ястреба. — Может, ты полетишь один? Зачем я тебе?
Касс встревожено наклонился, обхватив подбородок жены пальцами.
— Что происходит, Лив? — заглянул в ее глаза он. — Ты плохо себя чувствуешь и не хочешь мне говорить?
— Я в порядке, — соврала охотница, которой ужасно хотелось забраться в какой-то дальний угол и разреветься, как маленькой. — Просто подумала, что ты один справился бы быстрей.
— Боюсь, что я не справлюсь без тебя, — растеряно потянул Касс, уже привыкший к тому, что жена безоговорочно соглашается на любое его предложение. — Но если ты устала, мы сделаем это в другой раз. Время еще есть. Часть армии все равно пока на подходе.
— Я не устала, — досадливо поморщилась девушка. — Я же объяснила. Думала, что только буду тебе мешать.
— Ты?! — пришел в замешательство Касс — Ты не можешь мне мешать! Я тебя в присутствии своих генералов моей правой рукой назвал, и после этого ты считаешь, что можешь мне мешать? Что происходит, Лив? — занервничал герцог.
— Извини, — пристыжено закусила губу Оливия. — Я тебе очень признательна за такое доверие. Я обещаю, что не подведу.
— Я в этом не сомневаюсь, иначе не доверил бы тебе руководство таким количеством людей.
— Спасибо! — потупилась Ли. — Я немного нервничаю.
— Ты боишься, что солдаты не станут тебя слушать? — удивился своей догадке Касс. — Ты бы видела, как тебя слушали все, кто находился в зале совета. Ты сразила их наповал!
— Правда? — робко улыбнулась Оливия. — А я боялась, что меня засмеют.
— Никто не смеет неуважительно относиться к моей жене! — мгновенно вскинулся Касс.
— Я бы хотела, чтобы меня уважали не только за это, — тихо произнесла Ли.
— Тебя есть за что уважать, поверь мне, — погладил ее по голове герцог. — И это я тебе говорю не как твой муж, а как воин, привыкший проверять качества людей в бою. Ну, так что? — поинтересовался Касс у притихшей жены. — Проведаем наших друзей зургаров?
— Проведаем, — согласно кивнула Оливия, стараясь не показать, что слова мужа растрогали ее до слез.
Касс с некой опаской отнесся к странному поведению Оливии, поэтому, когда они в сопровождении немногочисленного отряда выбрались за стены города, категорично заявил:
— Лететь будем на мне. Ты не успела отдохнуть как следует.
Возражать Оливия не стала, ее голова была забита совершенно другим. Она находилась в таких растрепанных чувствах, как если бы человек, всю жизнь проживший в лесу и считавший, что вокруг живут только звери, вдруг увидел себе подобного и никак не мог поверить, что ему это не снится.
Ли давно свыклась с мыслью, что до конца своих дней останется одна. После того ужасного дня вместе с Райверенвеллем сгорели не только ее мечты о счастье, но и выгорела ее душа. Ей казалось, что она не способна ни на какие чувства, кроме испепеляющей ненависти и дикой жажды мести. Не было больше Оливии, способной на любовь и нежность — она умерла, осыпалась пеплом, осталась лежать там, на холодном черном камне, униженная и растоптанная. В минуты отчаяния она жалела, что он ее не убил. Потому что жить с мертвенно-холодной пустотой в груди было невыносимо больно, как и понимать, что у тебя нет даже призрачной надежды что-либо изменить.
Какая горькая насмешка судьбы: тот, кто разбил твое сердце вдребезги, сейчас собрал его по кусочкам, заставив снова любить…
И зачем? Чтобы разбить его снова?