Пейзаж души: «Поэзия гор и вод»

А луна в небесах-то когда появилась? —
Вот о чем я спрошу, отставляя бокал.
Всех манящее, нам недоступно светило,
Неотрывно глядящее издалека.
Над дворцом киноварным блестящим зерцалом
Зависает, раздвинув заслон облаков,
Тот, кто видел, как ты из пучины вставало,
Не поверит, что к утру сокроешься вновь.
Белый заяц толчет там бессмертия Зелье.
Осень… Снова весна… Но Чан-э все одна.
Где луна, на которую предки смотрели?
Вот она: им светила — и смотрит на нас.
Мы приходим, уходим, как воды в движенье,
Каждый видит луну, что вот так же ясна.
Пусть же в час возлиянья и в час песнопенья
В золотистых бокалах искрится луна!

744 г.

Философские размышления поэта об уходящем времени Земли и нескончаемом Времени Неба, о конечности человека и вечности Луны, на которой мифический Белый заяц не останавливаясь толчет снадобье бессмертия, где томится в одиночестве Чан-э, жена стрелка Хоу И, укравшая у мужа снадобье бессмертия, которым его даровали за то, что своими стрелами сбил лишние девять солнц, грозившие спалить Землю, и в наказанье обреченная вековать на пустынной Луне. В свете вечной Луны нежится даже «Сын Солнца» в своем Киноварном дворце.

Личность адресата стихотворения (Цзя Чунь) комментаторами не установлена, и в других стихотворениях Ли Бо он не упоминается.

В одиночестве пью вино

Ведь даже травы по весне растут
Наперебой у Яшмовой палаты,
А мне ветра весны тоску несут,
И сединой виски мои объяты.
Со мной в компании лишь только тень,
Хмельная песня в рощи улетает.
О чем шумите, сосны, целый день?
По ком тут ветер меж ветвей рыдает?
Взошла луна, и я пустился в пляс,
Запел, на цинь перебирая струны.
Кувшин вина меня один лишь спас,
Не то заполнился б тоской угрюмой.

737 г.

В своем доме в Аньлу поэт грустит о неосуществленности замыслов приближения к государю (Яшмовая палата — церемониальный зал с таким названием существовал при Ханьской династии, здесь это — метоним Академии Ханьлинь, о которой мечтал Ли Бо, но в которой разочаровался, когда все-таки был в нее введен).

Весенним днем в одиночестве пью вино

1

Восточный ветр весны летит, душист,
Напоены весною ручейки,
Ложится солнца луч на каждый лист,
И в воздухе порхают лепестки.
В гнездовьях стаи птиц всегда живут,
Приветит тучку опустевший склон:
Всем есть где преклонить свою главу,
Лишь я для одиночества рожден.
И потому я под луной готов
Хмельные песни петь среди цветов.

2

Лелея мысль о Пурпурной Заре,
О бытии на дальних берегах,
С вином в руке я на пустой горе
Забудусь на мгновение в мечтах.
Перебирая струны под сосной,
Смотрю на отдаленные хребты,
В закате тучка скрылась за горой,
Исчезли птицы в мраке пустоты…
Да только этот дивный край, боюсь,
Осенняя к утру объемлет грусть.

737 г.

Те же горькие мысли обуревают поэта в своем доме в Аньлу, весенняя живость возвращается к природным существам, никто не одинок, кроме самого поэта, ибо в этом мире он чужак, и ему остается лишь грезить о Пурпурной Заре и дальних берегах (метонимы отшельничества и бессмертия, достигаемого даоскими святыми).

Жду не дождусь вина