Пехота бессмертна

Дотопав кое-как до края посадки, мы обнаружили (к тому времени со мной остался лишь один автоматер) скинутые штурмовые рюкзаки. Обрадовавшись этому, мы ускорили свое ковыляние и подобрались почти к краю посадки, и вдруг началась весьма плотная пострелуха с фронта из-за кустов со свистом и щелчками пуль, срубаемыми ветками и криками хрен пойми откуда. Я шлепнулся на изготовку за дерево, пытаясь вкурить, что происходит и куда шмалять. Несколько пуль сочно шмякнули в мое дерево и покосили кусты рядом. Тут я окончательно осознал, что вечер перестал быть томным, хотя на часах еще ранее утро, знатно охренел и с трудом удержался от того, чтобы не начать гасить «по сомалийке»[70] прямо через кусты, ибо, судя по голосам, доносившимся откуда-то издалека спереди и справа, это наши зарубились с хохлами.

Пока я размышлял, стоит ли врываться с двух ног под флешку[71] в одну каску неизвестно куда, неизвестно откуда, я заметил один из отрядов «Монолита», протягивающийся сквозь посадку дальше.

«Наверное, хотят обойти и помочь нашим», – подумал я и поспешил к голове отряда, но нет, чуваки просто дошли до крайних кустов и засели. Чертыхаясь, я попытался спросить, могут ли они как-то выйти с моими на связь, но ничего из этого не получилось, и я отправился обратно к сброшенным эрдэшкам[72], чтобы выдвинуться по тропе своих, которую я надеялся найти. Обойдя вновь терновник, я решил, что настало все же время разобраться с особо острой веткой размером, наверное, с кЫнжал уважаемого нохчи, залетевшей мне в ботинок, потому что передвигаться было буквально невозможно.

Сначала это показалось не такой уж и сложной задачей, пока подъем стопы наглухо не застрял в наполовину снятом ботинке, а надеть обратно, не проколов насквозь ногу упершейся в подошву и ступню веткой, я не мог. Справившись наконец с этой воистину титанической задачей, я, оставив автоматера, выполз на разведку под куст в поисках тропы. Тщетно вглядываясь в чистое поле оврага, поросшее невдолбенных размеров травой, я пытался узреть свежие следы, но ничего, кроме игриво проблескивающей тут и там проволоки, возможно, от ПТУРов, а может, и нет, я не видел. Проверять же, что там блестит, мне совсем не хотелось.

Снова зашевелились монолитовцы, вытягиваясь и набирая дистанцию. Приняв решение, что, пока мы не продолбали все хлебные карточки и этих джентльменов, потопаем-ка с ними, и мы пристроились где-то в конце отряда, чтоб не путать боевые звенья.

В этом составе мы какими-то чигирями[73], смещаясь влево от предполагаемо нужного мне лично направления, вышли в следующую посадку, где встретились с расходящимися для зачистки отрядами «Монолита». Спросил, далеко ли отсюда Ахиллес. Мне ответили, что минут пять, десять, пятого, десятого, минут, пять (зачеркнуто) метров пятьдесят, сто, сто пятьдесят где-то отсюда в направлении «туда».

Окрыленный этим, я сказал «ариведерчи» группе, с которой двигался все это время, и устремился вперед, не забыв своего автоматера. Пыхтя по тропинке, я увидел первого «трехсотого», зажгутованного, перевязанного и постанывающего, а рядом с ним одного из взвода управления. Решив, что парень под присмотром, я в который уже раз задал вопрос о ротном, на что получил привычный ответ и кивок «туда». Вылетев из кустов, мы натолкнулись на группу эвакуации «Монолита». Задав им привычный уже вопрос, я на удивление получил нетипичный ответ. Цитировать не стану, но суть была в том, что «вы еб… нутые? Он другую посадку штурмует». Тут у меня ноги подкосились от отчаяния, досады и злости, да только злиться не на кого было. Даже я сам в этой фигне не был виноват. Пока я предавался размышлениям, как жить и что делать, мною было замечено, что монолитовские штурмовики снова куда-то мылятся.

Из глобального плана-капкана я знал, что мы должны где-то пересекаться и работать вместе, поэтому, вновь подхватив рюкзак, я поплелся в составе уходящих.

Потом было множество монотонных подъемов из спусков, перелезаний через посеченные ветви и проходов по бревнам, смена групп, потому что «Ахиллес? Да он там, на другой стороне, сто пятьдесят метров». Пока наконец мы не вышли к опорнику, где назревал штурм. Хохлам множество раз предлагали сложить оружие и сохранить свои жизни для их семей, а, зная Монолита, так бы и было, никто бы их не тронул и пальцем. Но они все же не вняли голосу разума, и тогда заговорили трубы. Бесчисленные хлопки одноразок, шипение выстрелов РПГ, грохот пулеметчиков – вот что стало последними звуками в их жизни.