Пехота бессмертна

После мы соединились с другими группами и встали на небольшой привал, где я принялся потрошить натовские и хохловские пайки на предмет ореховых смесей, протеиновых батонов, мультизлаковых палок и изотонических напитков, но находил только джем, пасту гуавы и прочие пакеты, именно с готовыми блюдами: пасту «Болоньезе» с сыром, митболы с макаронами, еще какую-то кашу с чем-то, которые настойчиво распихал по пакету каждому, до кого мог дотянуться, ведь впереди холодная мокрая напряженная ночь. Полполторашки найденной воды испарилось в толпе, не успела свинченная крышка упасть на землю, и тут же вышла по том. Все же вода на таких переходах без изотоника или хотя бы без регидрона – это лишь вес и пот.

Дойдя все вместе до конца оврага и посадки, мы уже мысленно прикидывали, где и как будем закрепляться, но вновь поступил приказ выдвигаться на штурм. И вишенкой на торте полился всеми любимый лугандонский дождь по типу «с нихрена как из ведра», склоны моментально размыло, там, где только что была непролазная трава, моментально расползлась липкая, тяжеленная, неочищаемая мачмола. Народ был уже основательно задолбан, и не спасал даже кураж. Наш официальный командир – хороший, в принципе, мужик, но, как говорится, «уже слишком старый для этого дерьма», в итоге он что-то напутал с рациями, и мы несколько раз поднялись и спустились на крутые склоны в прямом смысле слова на брюхе.

Люди были просто в никаком состоянии, но продолжали упорно делать работу. Честно говоря, я очень сильно сомневался в успехе всей этой затеи, но потом я видел пацанов и мужиков, раз за разом вместо отдыха пополнявших магазины, ленты, скручивающих выстрелы и прущих в самую срань. Мужики, которые в этой войне до этого лишь копали да прятались от дронов и арты, совершали настоящие подвиги на моих глазах с калашами в стоке, не имея представления о разнице между РМГ[75] и РШГ, в модуль-монолитах[76] и без «мультикума»[77]. Идя на зубах, побеждая лишь благодаря своей колоссальной силе духа. Настоящие русские мужики. Соль земли.

Между тем наша в край задолбанная, но несломленная ватага продолжала собираться для еще одного выхода по грязище, в дождь, в сумерках, стремительно накрывающих посадки. Кровь, периодически подтекающая из моего носа, лилась уже уверенной струйкой, в голове шумело, а раненная в прошлом нога откровенно клинила.

По совокупности этих факторов я остался в закрепе.

Парни в темноте и слякоти вступили в бой и затащили его, вызвав в моей голове вновь прилив оваций и искреннее удивление.

Полагаю, хохлы от прошедшего дня были в настолько большом очумении, что человечество еще единиц измерения не придумало, чтобы его измерить.

Спустя время поступила команда меняться в закрепе и выдвигаться на точку сбора, а это значило снова спуск и подъем по ливневым каналам, размоченным водой, в тотальной темноте. Это было жестко.

Часть времени мы потратили на поиски незаминированной тропы, пересечение полей и посадок, ориентирование в ночи с периодически всплывающими то тут, то там перестрелками и резко загорающимися в посадках светлячками, просто убивающими остатки нервной системы.

Чудом догребя до своих и не продолбавшись нигде, а также переборов желание лечь под ближайшим кустом, мы встретились со своим командиром. И нами был получен приказ выдвигаться к закрепленцам из другой роты на край посадки.

Также меня огорошили вопросом: есть ли у меня запас спасательных одеял? У меня, конечно, был, но в рюкзаке, который находился как раз на другом конце посадки. Дело было в том, что, когда я комплектовал аптеки, я всем клал по одному, на всякий пожарный, но в итоге их ни у кого почти не оказалось.

В итоге свое я отдал на нужды трудящихся, планируя пополнить запас из рюкзака.

Я и два гранатометчика, один из которых на следующий день погибнет от минометного обстрела во время сражения с хохлами на расстоянии кинжального огня, а второй получит осколочные ранения в левый бок, но все равно продолжит биться, пока левая сторона не начнет отказывать, выдвинулись вдоль посадки по краю поля к закрепу. Сил не было совсем – ни физических, ни моральных, и лишь внутреннее упорство и упоротость не позволяли мне свалиться прямо на месте. На этом фоне мы переругались с мужиками. Я пытался донести до них, что нужно следовать приказу и идти куда следует, ибо у нас ни связи, ни хрена, а я не меньше их хочу уже свалиться хоть прямо в этой полыни. Пришлось давить на гнилуху, аргументируя тем, что у закрепленцев наверняка есть вода, пенки, спальники и сухие носки.