Пекинский узел

То, что карандаши заточены до игольчатой остроты и так было видно, но Вульф не преминул обратить внимание присутствующих на свою аккуратность и предупредительность.

Шимкович приступил к работе.

Через полчаса Игнатьев и Баллюзен изучали схему основных дорог, ведущих к Хайдэну и паутину парковых тропинок, по которым можно было пройти к тому или иному павильону. Помимо основного дворца с окружающей его площадкой, в прилегающем парке было ещё два основных здания: одно располагалось в роще вековых сосен, которая окружала площадку с круглым бассейном, а второе здание находилось у западной стены, на небольшом возвышении.

— Я помню, — сказал Шимкович, вставая из-за стола и уступая место Баллюзену, — что первоначально композиция дворца была рассчитана на широкий обзор окружающей природы, но позднейшие перепланировки и реконструкции привели к загромождению пространства дополнительными строениями и новыми посадками деревьев экзотических пород.

— Неужели и пальмы растут? — удивился Вульф. — Наряду с елями?

— Не думаю, — убрал руки за спину топограф. — Скорее всего, высаживали вечнозелёную крушину и японские криптомерии. — Да, — вспомнил он, обращаясь к Игнатьеву. — В центре дворца находится бассейн с изваянием зелёного дракона. Кажется, из изумрудов.

— Хороший ориентир, — сказал Николай и объяснил ему, для чего столь срочно понадобился план Летнего дворца. — Надо выручать архив.

— Немедля, — приказным тоном добавил Вульф и посмотрел на Баллюзена, который и без того понял, что выполнять распоряжение Игнатьева придётся лично ему — гвардии капитану конной артиллерии, самому подготовленному для намеченной вылазки офицеру посольства.

— Лев Фёдорович, — уловил ход его мыслей Николай. — Придётся вам.

— Я сам хотел просить.

— Тогда берите двух охотников, экипируйтесь — и в дорогу! Действуйте по усмотрению. Думаю, архив находится в одном из флигелей у западной стены. Если не удастся завладеть им, уничтожьте.

Рисковать жизнью вызвались несколько человек: урядники Стрижеусов, Шарпанов, Беззубец и рядовой Курихин.

— Двоих хватит, — сказал Игнатьев, поблагодарив казаков за храбрость и готовность послужить короне Российской империи. — А чтоб всё было по чести, бросьте жребий.

Баллюзен вытащил из кармана медный пятак и попросил казаков "загадать".

— Орёл, — выпалил Шарпанов.

— Решка, — воскликнул Беззубец.

— Решка, — почесал за ухом Стрижеусов и махнул рукой, мол, надо было ставить на "орла".

— Орёл, — вытянул шею Курихин.

Баллюзен подкинул монету, и она плотно прилегла к земле.

Орел! — в две глотки проорали Курихин и Шарпанов, бросившись в объятия друг друга. — Едем!

Можно было подумать, что их отправляют домой.

Беззубец предложил Курихину обменяться конями: «Мой порезвее будет», но тот потёр рубец на скуле и бесшабашно сплюнул: «Обойдусь»! Зато от револьвера, который сунул ему в руки прапорщик Шимкович, отказываться не стал: провернул барабан, пересчитал и оценил на вид капсюли — вроде, всё в норме, осечки быть не должно, и опустил пистолет в карман казачьих шаровар. — Авось, не пригодится. — Он приосанился и даже сдвинул каблуки, прихлопнув рукой шашку.

Николай наблюдал за сборами казаков и представлял себе лорда Эльджина, довольно потирающего руки по случаю захвата русского архива. «Если нож не входит в грудь, он может войти в спину» — это была одна из любимых поговорок английского посланника.

— Ваше превосходительство, — обратился Баллюзен к Игнатьеву, — разрешите приступить?

Видение лорда Эльджина исчезло.

Николай посмотрел на капитана и тот, вытянувшись, щёлкнул каблуками. — Команда к вылазке готова!

— С Богом! — напутствовал его Игнатьев. — И зря не рискуйте: люди дороже.

Шарпанов и Курихин приторочили к сёдлам карабины.

— Куда навострились? — шёпотом спросил Савельев, и Курихин уклончиво хмыкнул. — Допрежь не знали, а ноне как вчерась.

— Не закудыкивай, — буркнул Шарпанов.

— Ладныть, — сконфуженно сказал Савельев и похлопал его по плечу. — Я не глазливый.

— А я и не, — мигом очутился в седле Семён. Даже стремя не качнулось. — Казак струсит, девка мамкою не станет.

Вид лихой, глаза блестят.

Счастливый.

В это время Игнатьев давал Баллюзену последние наставления.

— Англичане будут принимать вас за французов, а французы сочтут за англичан. Поскольку и у тех и у других много наёмников со всех концов света, орите по любому поводу: «Мой Бог!»

и вас поймут.

— По крайней мере, примут за контуженных, — рассмеялся Баллюзен и молодецки сдвинул фуражку.

Из Тунчжоу выехали рысью, затем пришпорили коней.