— А я предупреждал, — добродушно сказал Баллюзен и подхватил с земли связку ключей, оброненную французом. На всякий случай разрядил его револьвер. Забросив патроны в кусты, он втащил бесчувственного вояку внутрь дворцовой пристройки и зажёг спичку. Осмотрелся. Где-то должен быть фонарь, какой-нибудь светильник.
Тем временем в Тунчжоу барон Гро яростно ссорился с лордом Эльджином. Причиной раздора стал Летний дворец, захваченный французами. Так вышло, что решение завладеть несметными сокровищами Юаньминюаня принадлежало англичанину, но главнокомандующий британской армией, краса и гордость штурмовых отрядов её величества генерал Хоуп Грант, решивший резко сократить путь до Хайдэна, увяз со своим авангардом в непроходимой топи, и слава победоносного полководца вновь зажгла звезду над головой Кузена де Монтобана!
Французы опередили англичан.
Опередили, победили, а победителей не судят. Всё, что можно было взять, стащить и уволочь, досталось им. Роскошь и великолепие Летнего дворца напоминало сказочную иллюстрацию из "Тысячи и одной ночи". Ничего подобного простой солдат не видел никогда. И, надо думать, не увидит.
Жемчуга — корытами, ушатами, возами.
Изумруды — вёдрами, мешками, рыбными бочонками в рост человека.
Сабли, секиры, мечи — поленницами вдоль дворцовых стен.
И золото, золото, золото…
Богдыхан настроил дворцов, чтобы в них сходить с ума.
Парковые и садовые дорожки Юаньминюань были усеяны в эту ночь не только осколками гранат и стреляными гильзами, но ещё и редкостными монетами — разных времён и государств.
Жизнь это Храм Света, но люди забывают об этой простой истине и ведут себя так, словно попали не в храм, а на городскую свалку.
Снарядные "линейки", обозные фуры, госпитальные двуколки, даже котлы полевых кухонь были доверху набиты награбленным добром.
Французы ликовали: утёрли англичанам нос!
Барону Гро достался кованый сундук, в котором переливались всеми цветами радуги драгоценные камни, обработанные с изумительной тонкостью и огранённые с чудным мастерством. Но хвастался барон корейским двуручным мечом, выкованным из чистого золота и поражавшего несравненной отделкой. Его жилище завалили картинами, на которых принцы и князья, шахи и султаны скакали на тонконогих лошадях, выпуская из луков чёрные стрелы.
Триумф был полным.
Если что и огорчало, так это печальное известие, касавшееся судьбы пленённых парламентёров; из двенадцати человек, содержавшихся в Летнем дворце, в живых уцелело пятеро. Остальные вернулись в гробах. И всё же, не это вызывало гнев и ярость французского посланника, совсем не это.
— Нельзя, нельзя уничтожать дворец! — восклицал он в сотый раз и в сотый раз видел сардоническую ухмылку лорда Эльджина. — Мы христиане, а не варвары. Потешились солдаты — всё! Пусть радуются, дурни. А разрушать и предавать огню бесценные сокровища архитектуры, — от волнения он терял голос, срывался на фальцет. — Это, это дикость! Это глупость. Да, да, да! — Потворство дьяволу, если хотите.
— Хочу! — стукнул по лавке, на которой сидел, взбешённый лицемерием француза лорд Эльджин. — Я уже отдал приказ.
— Какой? — простёр к нему руки барон Гро и застыл с мольбой в глазах. — Разрушить всё, что может разрушаться и сжечь дотла всё, что горит.
— Я не могу, — застонал француз и горестно всплеснул руками. — Я безнадёжно болен.
— Чем? — предугадывая ответ, рассмеялся лорд Эльджин.
— Моим цинизмом и жестокостью?
— Да, да, да! — трижды воскликнул барон и страдальчески поморщился. — У меня хроническое возмущение вашим бурным темпераментом: вы настоящей мюрид, вы люто ненавидите всех иноверцев, их культуру, их обычаи, их мир. — Голос у него окончательно пропал, и он с усилием закончил свою речь. — Святая Дева, что ни говори, вы злой язычник.
— Не огорчайтесь, — успокаивающе сказал лорд Эльджин.
Разрушение дворца послужит замечательным уроком. К тому же, — он ехидно засмеялся, — богатство — пыль на ветру, к чему жалеть о нём? Так, кажется, твердят учёные мартышки, прося меж нищих подаянье.
— Я говорю о справедливости, милорд, — сорванным голосом прохрипел француз. — Нельзя уничтожать культуру, здания, дворцы; бессмысленно уничтожать произведения искусства — это следы цивилизации, свидетельства таланта, человеческого гения. — Говорить ему было трудно, и он помогал себе жестами. — Вспомните, хотя бы, парк в Шанхае, дворцы Тяньцзиня с их поразительной гармонией убранства! Мне кажется, что я впервые осознал величие Востока.
— Скорее всего, представили себе, вообразили, — охладил его восторженное сердце англичанин. — Первое впечатление обманчиво, а воображение плодит иллюзии: всё величие Востока — иллюзорно. На самом деле, это пшик: китайцы — черви, навозные жуки. Сороконожки. — Он рассмеялся, посчитав сравнение удачным, и предложил забыть Летний дворец.
— Всё равно домой не увезти.
Это был сильный аргумент.
— Да, — еле слышно произнёс барон Гро и сокрушённо вздохнул. Он понял, что приказ лорда Эльджина об уничтожении Летнего дворца будет исполнен немедля.
— Разрушить и сжечь!
Приказ жестокий, короткий и резкий, как удар боевого меча.