Пекинский узел

После этого все диалоги барона Гро и лорда Эльджина сводились к взаимным упрёкам.

— Это вы виноваты!

— Да в чём же?

— Во всём!

Курихин нащупал рукой свёрток и услышал дикий хохот: за стеной флигеля горланили солдаты. Они напали на склад женских одежд и, вырядившись в платья наложниц, лихо отплясывали канкан.

Баллюзен спрятался за мраморную скамью, пропустил мимо себя горластую ораву кирасиров и увидел, как над Летним дворцом с огненным треском заполыхало пламя пожара.

— Мстят союзнички, — сказал он сам себе и взбежал на крыльцо ещё одного павильона. Архив он пока не нашёл. — Грабят подчистую.

Первыми загорелись постройки в северо-восточном углу дворца. Из жуткого мрака пожарища, озаряемого ярко-багровыми клубами огня, доносились душераздирающие вопли — это спрятавшееся в одном из глухих подвалов дворцовые слуги пытались выбраться из пекла — сгорали заживо. Взывали к людям.

Англичане сумасшедше хохотали. Выполняли приказ.

Гуд раскалённого ветра, человеческий вой, огненные языки пламени лишали солдат разума, и они отплясывали нечто безрассудное, дикарское — дёргались и корчились, как одержимые... Вороха летучих искр довершали их безумие. И что за ужас было видеть, как на фоне клокочущего пламени, опьянённые лёгкой победой и баснословной добычей, офицеры и нижние чины, гвардейцы и наёмники, обозники и кирасиры, соперничая друг с другом в невежестве и злобе, тащили, рвали, волокли, кромсали и ломали то, что было ценным, но уже не умещалось — ни в солдатском ранце, ни в руках, липких от крови, ни в бездонных повозках штабов. И что за мука была видеть бесчинства мародёров и не иметь возможности предотвратить эти бесчинства: ничем не прикрытый грабёж, уничтожение бесценных исторических реликвий, чудных творений рук человеческих!

"Вандалы, вандалы, вандалы", — метался из одного здания в другое Баллюзен в поисках архива. Горячий дымный воздух обжигал ноздри.

Трупы, ругань, сорванные с петель двери, перекошенные лица — всё смешалось и вошло в его сознанье одним словом: бесовщина!

Рядом с ним рухнула стена и шумно обвалилась кровля, взметнув столб пламени, обдавший его жаром. Бежавший впереди француз споткнулся на бегу и смаху обнял землю. Чугунные решётки окон жарко покраснели и стали пластовать окалину. Большой бассейн с фонтаном в виде изумрудного дракона, в котором шевелили плавниками пьшнохвостые оранжевые рыбки, в мгновение ока был погребён под слоем пыли и золы.

Образно говоря, пламя Хэсиву и Чанцзяваня перекинулось на Юаньминюань. Летний дворец полыхал со всех сторон. Через три дня от него остались только стены, внутри которых громоздились обугленные балки. Всё остальное поглотил огонь, испепелил и уничтожил.

Шарпанов давно уже не слышал перестрелки, зато с тревогой смотрел на пожарище. Он распутал лошадей, набрал опавших груш, погрыз их, покурил, перемотал портянки, даже чуточку вздремнул: с четверть часа, а Баллюзен с Курихиным всё не возвращались.

На куст бересклета, за которым он таился, села ранняя синица, качнула ветку, ив этот момент он увидел Курихина. Было видно, что тот выбился из сил.

Семён кинулся навстречу.

— Ну, чё там?

— Воды дай, — вместо ответа попросил Антип, приник к фляге с водой. Струйка потекла по подбородку, намочила чекмень. — Дыхать садко.

— А я прозяб. Под утро колотун.

— А тама — пекло, — не поворачивая головы, сказал Курихин и, завинтив флягу, вернул её Шарпанову. — Чичас посмотрим, чё я приволок.

Он полез за пазуху и достал свёрнутые в трубку бумаги.

— Вроде, как они.

— С нашим орлом.

— Из огня выхватил.

Спустя полчаса, уже засветло вернулся Баллюзен. Весь в ссадинах, кровоподтёках и ожогах. Он тоже принёс кипу бумаг.

— Других не нашёл, — выдохнул гвардии капитан и опустился на землю. Ноги дрожали, в глазах стоял огонь. — Письма Игнатьева в Пекин. — Он принялся, было, просматривать их, но Шарпанов деликатно кашлянул в кулак.

— Попозжа успеем, ваше благородие. Сматываться надо.

— И то верно, — засобирался Баллюзен и скомандовал Курихину: — Подъём.

Глава VIII

— Ну вот, — обрадовался Николай, принимая от Баллюзена свёрток со своими письмами и дипломатическим архивом. — Отныне нашей репутации ничто не угрожает.

— Без бумажки ты букашка, а с бумажкой — человек! — слегка ёрничая, пробормотал Вульф и щёлкнул сейфовым замком, пряча архив.

Так было, так будет.

Через два часа личный состав посольства, был выстроен во дворе кумирни. Сверкающий серебром эполет Игнатьев громогласно поблагодарил гвардии капитана конной артиллерии Баллюзена, унтер-офицера Шарпанова и унтер-офицера Курихина за проявленные ими героизм и мужество во время выполнения особого задания. При этом он добавил.

— Я не ошибся в вас и горжусь, что мне выпала честь служить вместе с вами Царю и Отечеству! Я не оговорился, когда упомянул звание казака Курихина: я издал приказ о присвоении ему унтер-офицерского звания с увеличением должностного жалованья. Мало того, и гвардии капитан Баллюзен, и отличившиеся унтер-офицеры, представлены мною к боевым наградам. Надеюсь, что по возвращении в Россию вы эти награды получите. Благодарю за службу!