— Всё ясно, — потёр виски Попов, обескураженный признанием My Лань. — А где она жила до этого, ваша сестра?
— В Шанхае, — закашлялась девушка и поднесла к губам платок.
— А где живут её родители?
— В Нанкине. Её отец, мой дядя.
— По отцу? — спросил Попов. — Или по материнской линии?
— По материнской.
— Чем он занимается? Торговлей?
— Он чиновник, — ответила My Лань. — В местном департаменте налогов.
Попов сцепил пальцы.
— А когда сестра успела обзавестись мужем? И вообще, когда она приехала в Пекин?
— Свадьбу сыграли в Шанхае, в мае месяце. А в июне они с мужем переехали в Пекин.
— И вы поведали ей тайну сердца?
— Да.
— И вскоре вас похитили?
— Не помню, — закашлялась Му Лань, и тёмные её, зелёные глаза налились мукой: она прижала к груди руки, точно усмиряя своё сердце, и горестно произнесла: — Мы говорили с ней в субботу, а в четверг меня схватили.
— Что и требовалось доказать, — посмотрел Попов на отца Гурия. — Люди Су Шуня знают своё дело.
— И сестру разыскали, и замуж её выдали.
— И мужа перевели в Пекин, нашли ему работу.
— И всё пошло по плану.
— Я прошляпил, — хрустнул пальцами Попов.
— Господь милостив, — сказал отец Гурий. — В противном случае вам не удалось бы вызволить Му Лань.
— Молитвы доходят до Бога, а проклятия — нет, — встал со своего места Попов и улыбнулся Му Лань, ещё ближе рассмотрев её тонкие черты лица. — Поэтому теперь вы вне опасности.
— Благодарю вас, — прижала руки к груди Му Лань, и он ещё раз подивился красоте её зелёных глаз.
— Только о том, что вы здесь, никто пока не должен знать. Это в ваших интересах.
— Никто, никто? Ни мама, ни отец?
— Никто, — сказал Попов. — Мало того, им придётся срочно покинуть Пекин. Этим займётся монах Бао. Он их спрячет где-нибудь в провинции.
— Так надо, — ласково сказал отец Гурий, уловив в глазах My Лань тревогу за своих родных и боль предстоящей с ними разлуки. — Сеть нашего врага пуста, а он привык к богатому улову.
— В Пекине сейчас неспокойно: богдыхан покинул город, все готовятся к осаде и, вероятнее всего, господин Су Шунь захочет отомстить вам за побег — схватить ваших родных.
Глаза My Лань расширились от ужаса.
— Нет, нет, только не это!
— Не пытайтесь успокоить их — напомнить о себе. Вы меня поняли?
— Да, — еле слышно ответила My Лань. — Я виновата.
— Ни в чём ты, милая, не виновата, — успокоил её отец Гурий. — Ложись и спи спокойно. Игнатьев вернётся в Пекин, и всё как-то устроится.
— Игэначефу? — сквозь слёзы улыбнулась Му Лань, и щёки её вспыхнули. — Он меня помнит?
— Ещё бы! — воскликнул Попов. — Если бы не он, я вряд ли нашёл бы, вызволил тебя из плена. В смысле, вас, — поспешил он извиниться и только тут заметил, что белоснежный платок, который прижимала к губам девушка, испачкан кровью.
Глава XII
Когда Игнатьев узнал, что My Лань жива, что она не столь измучена и убита своими злоключениями, как он опасался (Попов забыл сказать ему о крови на платке), он тотчас решил перебраться поближе к Пекину.
— Остановимся на русском кладбище, — сказал он Попову, когда тот спросил, где будет разбит лагерь. — Пустоши там предостаточно, к тому же, поселившись на своей земле, мы как бы перехватываем инициативу у союзников и даём понять китайцам, что готовы вступить в переговоры в любое время суток.
Николай всегда чувствовал в себе стремление к свободе, к деятельной инициативе, и судьба дала ему возможность проявить себя: вынесла на оперативный простор. Он обрёл долгожданную независимость — пора выказывать себя на деле. Мало сказать: "Я так хочу!" и безоглядно ринуться в круговорот событий — свобода и желание не гарантируют успеха. Нужен расчёт, необходима воля. Дважды услышав от барона Гро предложение вмешаться в переговоры, заручившись благосклонностью лорда Эльджина, он вплотную приблизился к цели, которую поставил перед собой ещё в начале года. Приблизился, но не переступил той грани, за которой сияла победа. Необходимо было ещё раз взглянуть на всё происходящее с позиций завтрашнего дня, подстраховать себя лояльностью китайцев, внести кое-какие изменения в намеченные планы. Желание действовать переполняло его: My Лань нашлась, она была жива, находилась под опекой отца Гурия и никого не винила за то, что с ней случилось. А это говорит о том, что Му Лань любит его, верит в него, ждёт.
— Так и сказала: "Готова поехать в Россию"? — не отпуская от себя Попова, переспросил Николай и не мог скрыть радости, когда услышал: — Так и сказала. Он ликовал. В груди поднималась волна счастья, приподнимала над землёй, кружила голову. Он испытывал к Попову братскую нежность. Глубокую, как тайна жизни и бесконечную, как сама жизнь! Что ни говори, а спас My Лань Попов! Нашёл и вызволил из плена. Николай отдавал распоряжения, собирал личные вещи и понимал, что нет такой награды, которая в полной мере отвечала бы проделанной Поповым работе, да что там работе, работают многие! — подвигу, совершенному этим скромным и немногословным человеком, умницей и авантюристом, натурой ветреной и героической!