Пелевин и несвобода. Поэтика, политика, метафизика

Пестрая группа персонажей: Ariadne (Ариадна), интеллектуал Monstradamus (Монстрадамус), прожорливый Organism (Организм), циничный Nutscracker (Щелкунчик), влюбчивые Romeo-y-Cohiba (Ромео-и-Коиба) и IsoldA (Изольда), религиозная UGLI 666 (Угли) и пьяница Sliff-zoSSchitan (Слив) – заперты в одинаковых безликих гостиничных номерах в неизвестных местах. Эти персонажи, как, например, герои Дугласа Коупленда, живут в киберпространстве и олицетворяют болезни современного общества: переедание, необузданное либидо, бездумный конформизм и так далее.

Сюжет строится на том, что персонажи пытаются выяснить, где они находятся, кто заманил их в эту ловушку и зачем. Общаться они могут только в интернет-чате. Обмен информацией затруднен еще и тем обстоятельством, что модератор чата редактирует сообщения по своему усмотрению. Например, он удаляет личные сведения об участниках и их местонахождении. Выясняется, что всех персонажей заточили в знаменитый мифический лабиринт, где бродит Минотавр. Они боятся встречи с Минотавром и ждут, пока их освободит Тесей.

«Шлем ужаса» устроен чрезвычайно прихотливо даже по меркам неизменно замысловатых пелевинских фантазий. Вероятно, отчасти поэтому интерпретации романа выглядят импрессионистично и зачастую противоречат друг другу. Майя Кучерская высказала догадку, что, кроме пьяницы Слива, все персонажи нереальны, а «вся пьеса оборачивается похмельным бредом»225. Лев Данилкин воспринимает всех персонажей как «автопортрет Пелевина, просто исполненный в пикассовской манере, из деформированных осколков»226, а Алексей Верницкий утверждает, что действие в книге происходит до появления в мире человека и персонажи олицетворяют разные человеческие качества227. Павел Басинский пишет: «Интернет – это лабиринт, в котором якобы обитает Минотавр, способный нас пожрать, но на самом деле Минотавр живет в нас самих. Избавься от своего Минотавра, и Интернет станет обычным информационным и коммуникативным инструментом»228. Филипп Катаев рассматривает компьютерные миры в произведениях, подобных «Шлему ужаса», как «универсальную метафору иной, виртуальной, материально не существующей реальности, которую он [Пелевин] неустанно описывает в текстах как единственно подлинную»229.

На мой взгляд, Пелевин переосмысляет классический греческий миф не чтобы показать, что внутреннего Минотавра ошибочно отождествляют с интернетом, а чтобы использовать киберпространство как вариант, пусть и упрощенный, все того же солипсизма, который необходимо преодолеть на пути к подлинному бытию. Каждый из персонажей запутался в собственном сознании в той же мере, что и во Всемирной паутине, она же «шлем ужаса». Солипсически заточённые в собственном уме, они не могут дотянуться до других. Но онтологическая и эпистемологическая неуверенность, составляющая суть человеческого существования, еще усиливается в условиях высокотехнологичного, все более виртуального мира. Если интернет выступает как вариант солипсизма, то интернет-технологии предстают в негативном свете: с их помощью легко манипулировать сознанием и фальсифицировать сведения, они все больше отдаляют людей друг от друга. Иначе говоря, интернет в романе Пелевина – никоим образом не метафора подлинной нематериальной реальности, а скорее метафора суетной, растиражированной лжи, сквозь которую надо прорваться.

В предисловии к английскому переводу «Шлема ужаса» (озаглавленном Mythcellaneous и отсутствующем в русском издании) прогресс определяется как то, что «привело нас в эти комнатушки разных форм и размеров со светящимися экранами»230. В начале романа персонажи обмениваются в чате репликами о том, что не имеют ни малейшего понятия, как они оказались в своих камерах, причем за их разговором следит некто, кому не нравится, когда они пытаются сообщить друг другу конкретные сведения о себе. Начинает нить дискуссии Ариадна (что логично):

Построю лабиринт, в котором смогу затеряться с тем, кто захочет меня найти, – кто это сказал и о чем?231