Пеллико С. Мои темницы. Штильгебауер Э. Пурпур. Ситон-Мерримен Г. В бархатных когтях

Сильная борьба поднялась в его сердце. Его власть была оскорблена. Хитрый старик думал провести его, как маленького мальчика, он, который только по его милости и остался министром-президентом. Как могли скрывать от него, что князь Филипп впал в немилость, и призывать его в столицу сейчас же после смерти отца, даже не спросив его согласия. Да, не знает еще этот министр-президент, с кем ему придется иметь дело. Но он почувствует это!

Карета обогнула подъезд герцогского дворца. На флагштоке гордого здания высоко реял герцогский штандарт. Часовые стояли с ружьями.

Медленно и задумчиво поднялся Альфред по лестнице. Первые дни он работал в кабинете своего отца. Его гнев на министра-президента прошел. Он сел в разукрашенное золотом кресло покойного герцога Бернгарда и перечел бумаги, которые для него по его приказанию приготовил его адъютант Ласфельд. Первым ему попал в руки обычный указ об амнистии, приготовленный министром-президентом. Он собственноручно сделал исправления, которые казались ему нужными, расширил указ.

Получили помилование вообще все, кто был приговорен к заключению на один год, а не только те, которые совершили преступления против короны, как проектировал министр-президент. Освобождение их должно было последовать немедленно. Сделав эти исправления, он подписал бумагу: Альфред.

Какой-то странный размах чувствовался в этом имени. Словно воля, превратившаяся в материю, стояли эти большие прямые буквы. Выдавался и энергичный росчерк, как бы свидетельствуя о непреклонной решимости.

На звон серебряного колокольчика, которым всегда пользовался его отец, явился дежуривший возле кабинета лакей.

— Позовите фон Ласфельда, — сказал Альфред.

Тот немедленно явился.

— Ласфельд?

— Что прикажете?

— Поезжайте сейчас к князю Филиппу. Я буду ждать его. Сейчас же.

— Слушаю.

Альфред поднялся и прошелся по комнате. Потом он пошел по бесконечной анфиладе герцогского дворца.

— Все должно остаться по-старому, — говорил он про себя, — все.

Он вернулся в кабинет.

— Гофмаршала!

— Его сиятельство граф Штор ожидает приказаний вашего высочества в приемной.

— Пусть войдет.

Граф Штор явился.

— Любезный граф, — начал Альфред. — Апартаменты моего покойного отца должны остаться без всяких изменений. Позаботьтесь о том, чтобы приготовить для меня другое жилище.

— Ваше высочество изволите…

— Разве вы не слышали: другое жилище.

— Если вашему высочеству апартаменты вашего покойного родителя…

— Есть еще какое-нибудь место в столице?

— В северном флигеле.

— Отправляйтесь туда.

— Сейчас же?

— Сию же минуту. Идем.

В сопровождении герцога граф Штор двинулся по бесконечным комнатам замка. Наконец они достигли северного флигеля. Граф Штор приказал едва нагнавшему их сторожу отворить его. Альфред прошел несколько великолепных зал. Они были слишком велики и роскошны для покойного герцога, эти постройки прадеда Иоахима, слывшего самым расточительным из князей. В большой зеркальной зале Альфред остановился.

— Это мне не нравится. Комнаты очень хороши, но все это должно быть иначе. За сколько времени вы могли бы переделать все это?

— Это зависит от того, какие будут приказания вашего высочества.

— Нужен другой стиль. Рококо. Понимаете, рококо. Я дам вам рисунки, которые я сделал сам… Можете управиться за неделю?

— Я должен сначала посмотреть рисунки, ваше высочество.

— Я хочу, чтобы вы управились. Я так хочу!

— Слушаю, ваше высочество.

— Я пошлю рисунки прямо в гофмаршальскую часть.

Альфред подошел к высокому окну.

— Вид отсюда хорош. Как вы думаете, можно в этом флигеле устроить зимний сад?

— Полагаю, что можно, — в большой зале.

— Зимний сад, с озером. Я не могу расстаться с моими озерами.

Граф Штор изумленно посмотрел на герцога.

— Что вы на меня так глядите? — спросил Альфред и отвернулся, как будто бы ему не под силу было переносить человеческие взоры.

— Да, с озером, а вокруг него пальмовый лес. Вы понимаете меня или вы туги на понимание?

— Я вас вполне понимаю, ваше высочество, — пробормотал граф Штор.

— Итак, через неделю. Уведомьте придворную оранжерею. А теперь ведите меня назад.

Граф молча повиновался.

— Я сегодня вернусь в Гогенарбург. Когда все будет приведено в порядок, вы мне доложите.

— Слушаю, ваше высочество.

На пороге кабинета Альфред столкнулся с князем Филиппом, который поклонился ему чуть не до земли.

— Входи, — услышал он ясный голос своего племянника.

Филипп последовал приглашению.

— Мы решили, чтобы солнце нашей герцогской милости воссияло и над тобой.

Эти слова как-то радостно звучали в устах Альфреда. Он обнял дядю и порывисто поцеловал его в обе щеки.

III

Обычный траур был продлен Альфредом, «чтобы особо почтить память моего усопшего родителя», как сказано было в собственноручно написанном указе. Народ, особенно жители веселого Кронбурга, роптали.

Но это ни к чему не привело. Герцог был глух ко всем намекам министров и чинов двора. Он жалел о своем отце, и его народ, с которым он связан чувствами, должен испытывать то же самое.