Звон колоколов несся со всех колоколен церквей. Казалось, все население страны в этот день высыпало на улицы Кронбурга, чтобы видеть похороны герцога и посмотреть на него, молодого герцога, о котором рассказывали такие удивительные вещи. Тысячи людей заполнили улицы.
Любопытство их и страсть к зрелищам были наконец удовлетворены. Колокольный звон и рокот барабанов возвестили столице, что собравшаяся по повелению молодого герцога процессия тронулась в путь. Ее открывали лакеи в красных ливреях, с горящими факелами в руках. За ними двигались духовные ордена и братства, ученики столичных школ, придворные чиновники, духовенство. По древнему церемониалу в качестве носильщиков шли пятьдесят закутанных в мантии человек с закрытыми лицами и с факелами в руках. Перед погребальной колесницей шел двор герцога Бернгарда. Покрытые черным лошади везли исчезавший под грудой венков гроб. А за колесницей, опустя голову, шел молодой герцог. Он шел один, ни одного человека не было около него. Не было даже герцога Филиппа, его ближайшего родственника, не было и высоких сановников государства.
Он был в мундире своего гвардейского полка, с высоким в герцогстве орденом. Странно было, что поверх этого мундира развевался голубой плащ, который он упрямо не хотел снять, несмотря на все представления, и в который он как будто хотел укрыться от всех, кто к нему приближался.
Все взоры были обращены на этого юношу с фигурой Аполлона, все лица поворачивались к нему, матери и отцы подымали своих детей, чтобы показать им его, и по траурным улицам тысячи голосов повторяли:
— Вот он! Вот он!
Альфред шел с опущенной головой, не отводя взора от ехавшей впереди него траурной колесницы.
Усеявшие улицы зрители уже почти не замечали блестящего конца пышной похоронной процессии — министров и чиновников, членов совета и депутатов, иностранных послов и войск кронбургского гарнизона. Глаза неизменно следили за высокой фигурой молодого герцога, которого так редко видели в столице и который вдруг явился из своего уединения среди гор, чтобы осчастливить свой народ.
Начало процессии уже достигло главного собора. При входе встретил тело усопшего государя архиепископ кронбургский. Пятьдесят закутанных в мантии фигур сняли гроб с колесницы, приняли умершего герцога в свою среду и внесли его смертные останки под своды собора. При пении 90-го псалма сошел герцог Бернгард в склеп, где покоились его предки.
Погрузившись в молитву, герцог Альфред стоял на коленях.
Надгробная плита задвинулась над могилой его отца. Он поднялся наконец. Сквозь готическое окно собора врывался свет весеннего солнца, смягчаемый темно-красными стеклами, на которых было изображено распятие. Лучи солнца играли на каштановых волосах юноши, как будто стараясь сплестись для него в диадему.
Герцог вышел из церкви, вызывая всеобщее изумление, словно какое-то чудесное видение.
Министр-президент настойчиво просил у него аудиенции после погребения. Альфред должен быть настроен тогда мягче. Торжественные похороны сильно потрясли его романтическую душу. Перед порталом собора он сам подошел к министру и, протянув ему руку, сказал:
— Милейший Брандт, — начал он, — вы хотели…
Опытный дипломат замер в почтительной позе.
Альфред сел в экипаж и движением руки пригласил министра-президента ехать с ним.
— Вы можете, любезный Брандт, дорогой…
— Милостивое внимание вашего высочества облегчает мне задачу, — отвечал он.
И пока экипаж ехал по улицам столицы, министр приступил к делу.
— Рискуя навлечь на себя немилость вашего высочества, я должен сделать шаг, который, может быть, не встретит полного сочувствия вашего высочества.
— Какой шаг?
— Я вызвал в столицу его светлость князя Филиппа.
— Как вызвали?
— Вашему высочеству, быть может, не известно, что уже несколько лет тому назад, когда вы были еще мальчиком, князь Филипп был отправлен в ссылку вашим августейшим родителем.
— В ссылку? И вы мне говорите об этом только теперь?
— Я не мог поступить иначе. Его высочество герцог, конечно, простил бы его, если б его не постигла внезапная смерть.
— В чем же состояла вина моего родственника?
— В том, что он женился на актрисе, и это сделало его пребывание при дворе невозможным. Но этот брак давно уже расторгнут. Его высочество, ваш покойный родитель, не желал, чтобы князь Филипп особенно пострадал за это.
Он запретил ему жить в Кронбурге, на что ему давали право законы о царствующей фамилии.
— Я подумаю об этом. Но преждевременный вызов князя без моего согласия…
Какой-то недобрый огонек показался в глазах Альфреда.
Он нажал на пуговку звонка, карета остановилась.
— Я не задерживаю вас долее, — коротко сказал он.
И, как бы извиняясь, прибавил:
— Отсюда до министерства финансов два шага.