Пелопоннесская война

Пока союзники были заняты бессмысленным преследованием скиритов и освобожденных илотов, Агис во главе спартанского центра разбил находившегося прямо перед ним весьма посредственного противника: аргосских ветеранов из так называемых «пяти лохов» и клеонских и орнейских гоплитов. В самом деле, «бóльшая часть неприятелей не устояла даже против рукопашной схватки, но при наступлении лакедемонян тотчас подалась назад, причем некоторые были смяты своими же» (V.72.4).

К этому времени правое крыло спартанцев обошло и начало окружать афинян на левом фланге союзников. Конница предотвратила полный разгром, но катастрофа уже назревала, ведь общее положение дел определялось неспособностью союзников использовать свое преимущество на правом фланге.

Как только в битве наметился перелом, Агис отдал ряд распоряжений, которые предопределили характер победы. Вместо того чтобы дать своему правому крылу покончить с афинянами, которые уже отступали, он приказал всему войску оказать помощь разгромленному и терпящему бедствие левому крылу. Это позволило спастись афинянам и некоторой части простой аргосской пехоты. Решение Агиса можно понять, если исходить из чисто военных соображений. Спартанский царь наверняка хотел уберечь свое войско от дальнейших потерь, а также уничтожить цвет вражеской армии – мантинейцев и отборных аргосцев. Но в этой задумке был и политический подтекст. Как ни странно, Афины и Спарта формально по-прежнему находились в состоянии мира. Гибель афинского войска при Мантинее определенно усилила бы антиспартанскую группировку в Афинах. Прояви же спартанцы сдержанность, это могло бы убедить афинян следовать умеренному курсу и сохранять мир, предоставляя Спарте время на восстановление военной мощи и престижа.

В ВОЙНУ ВМЕШИВАЕТСЯ ПОЛИТИКА

На другом краю поля битвы мантинейцы вместе с отборными аргосскими воинами, увидев, что основные силы разгромлены, обратились в бегство. Потери мантинейцев были тяжелыми, но «бóльшая часть отборных аргивян уцелела» (V.73.4). Трудно понять, почему из этих двух подразделений, сражавшихся плечом к плечу, одно было почти полностью уничтожено, а другое осталось практически невредимым. Фукидид сообщает, что преследование отступавших не было яростным или сколько-нибудь длительным, «потому что лакедемоняне ведут битву долго и упорно, оставаясь на месте лишь до тех пор, пока противник не подался, но, раз неприятель обернул тыл, они преследуют его недолго и недалеко» (V.73.4). И все же это не объясняет, почему мантинейцы гибли, а аргосцы нет. В поиске ответа нам придется обратиться к Диодору, гораздо более позднему историку, который дает событиям иное толкование:

Между тем лакедемоняне, обратив в бегство другие части армии и убив многих, повернули к ним [отборной Аргосской тысяче] и, окружив превосходящей численностью, надеялись уничтожить их всех до единого. Когда они, несмотря на свою малую численность, стали одолевать окружающих (врагов), царь лакедемонян ринулся в гущу сражения, презирая опасность, чтобы истребить врагов, так как он хотел выполнить данное согражданам обещание и подвигами смыть позор. Но ему не дали завершить начатое. Спартанец Фаракс, который был одним из советников и пользовался высокой репутацией в Спарте, посоветовал открыть ряды, чтобы пропустить отборных аргивян, для того чтобы они, доведенные до отчаяния, не проявили всю свою доблесть. Тогда царь был вынужден, повинуясь наказу, данному ему недавно, оставить им путь спасения, как советовал Фаракс (XII.79.5–7)[26].