Успех замысла коринфян в значительной степени зависел от борьбы партий внутри Спарты. Теми, кто поддерживал мирный договор и последующий союз с Афинами, двигало беспокойство по поводу Аргоса, и, пока эти опасения существовали, Спарта вряд ли была готова вновь начать войну. Если бы коринфяне не выступили со своим обращением, коалиции удалось бы запугать аргосцев и вернуть их в привычное инертное состояние, тем самым устранив источник потенциальной угрозы для Спарты. Впрочем, как показывала практика, именно такая угроза послужила для Спарты главным стимулом для начала крупномасштабной войны. В 431 г. до н. э., пользуясь обеспокоенностью Спарты относительно афинян, коринфяне сумели втянуть ее в войну, и они собирались повторить то же самое десять лет спустя, опираясь на опасения спартанцев по поводу Аргоса. Правда, теперь задача выглядела куда более замысловатой. В прошлом Коринф применял в качестве эффективного оружия угрозу своего выхода из Пелопоннесского союза и вступления в союз с Аргосом, но на этот раз для достижения успеха нужно было убедить Спарту в том, что союз с Аргосом – вопрос ближайшего времени.
Действуя согласно плану, аргосцы избрали двенадцать человек и наделили их полномочиями принимать в союз любое государство, за исключением Афин и Спарты, которые могли присоединиться к нему только с согласия народного собрания Аргоса. У аргосцев были веские причины – как старые, так и появившиеся недавно, – чтобы попытаться сформировать новую систему альянсов. Вражда между Аргосом и Спартой уходила вглубь веков, и аргосцы никогда не оставляли надежд вернуть себе Кинурию. Поскольку они не собирались продлевать мирный договор со Спартой без возвращения этой территории, война в любом случае была практически неизбежной. Чтобы подготовиться к ней, аргосцы за государственный счет начали обучение тысячи воинов, «избранных из наиболее молодых, энергичных и богатых»[20]
(Диодор XII.75.7), в качестве элитного подразделения, способного сражаться против спартанской фаланги. Принимая подобные меры и вынашивая честолюбивые замыслы по завоеванию господства на Пелопоннесе, аргосцы по собственной воле двинулись по пути, указанному коринфянами.Мантинейцы стали первыми, кто присоединился к Аргосу, ведь у них было достаточно причин опасаться нападения Спарты: ранее они уже расширяли свою территорию за счет соседей, воевали с тегейцами и возводили укрепление на границе Лаконии. Аргос выглядел надежным защитником, поэтому они охотно заключили с ним союз, тем более что Мантинея, как и Аргос, имела демократическое государственное устройство. Известие об уходе Мантинеи произвело большой переполох среди союзников Спарты на Пелопоннесе. Им казалось, что мантинейцы «лучше знали» (V.29.2) что-то, что было неизвестно спартанцам, и потому они сами торопились вступить в новую коалицию, возглавляемую Аргосом.
Узнав о создании этой коалиции, спартанцы заявили коринфянам, что виной всему их подстрекательства, и напомнили им, что союз с аргосцами станет нарушением клятв, связывающих Коринф и Спарту, а также данного коринфянами согласия считать обязательными для себя решения большинства соратников по Пелопоннесскому союзу. По мнению спартанцев, коринфяне уже нарушили эти обязательства, отказавшись принять условия Никиева мира. Представители Коринфа ответили на эти обвинения на встрече, где присутствовали делегаты других недовольных договором городов. Скрыв свои подлинные мотивы – возвращение Соллия и Анактория, – вместо этого они «выставляли как предлог то, что они не намерены предавать эллинов Фракийского побережья» (V.30.2). Их доводы можно пересказать следующим образом: «Мы дали клятвы потидейцам и другим нашим халкидским друзьям во Фракии. Они все еще находятся под игом афинян, и, если мы дадим свое согласие на Никиев мир, мы станем нарушителями собственных клятв перед богами и героями. К тому же данная нами клятва следовать решению большинства содержит оговорку "если нет препятствий со стороны богов и героев". Несомненно, предательство по отношению к жителям Халкидики было бы именно таким препятствием. Не мы, а вы совершаете клятвопреступление, покинув своих прежних союзников и договариваясь о мире и союзе с поработителями Эллады».
Этот остроумный и подкупающий ответ изображал новый альянс как единого борца против афинской тирании, как средство сохранения доверия между верными союзниками, которых предали эгоистичные спартанцы. Разумеется, спартанцев это не убедило.
После состоявшейся встречи аргосские послы призвали коринфян тотчас же вступить в союз, но коринфяне опять отложили решение, попросив аргосцев явиться на следующее заседание их народного собрания. Самой вероятной причиной задержки было то, что коринфские консерваторы выжидали, пока к коалиции присоединится больше олигархических государств.