Пена

Макс понимал, что надо сказать женщинам еще что-нибудь, но что? Он никогда за словом в карман не лез, а вот сейчас ничего не смог придумать. Вошел к раввину. Точь-в-точь как в прошлый раз, позавчера, святой человек, в ермолке и репсовом кафтане, что-то писал на клочке бумаги, стоя за конторкой. Но сегодня раввин его узнал:

— Добро пожаловать!

— Ребе!..

— Садитесь, садитесь. Вот сюда.

И сам сел за стол.

Макс посмотрел на книжные полки, ковчег со свитком Торы, занавешенный пологом, львов, скрижали с десятью заповедями и опять почувствовал робость и благоговение, как позавчера. «Существует ли большая честь, чем стать зятем вот этого ребе? — спросил он себя. — На руках буду ее носить… Целовать, как мезузу…[58]»

Здесь, в этой комнате, царил покой, которого Макс не ощущал ни в одной стране, ни в одном городе. Даже в парижских, берлинских и лондонских музеях, где Максу довелось побывать. Везде суета, спешка, конкуренция, враждебность. А здесь — тишина, умиротворенность, спокойствие. Голубые глаза раввина лучатся неземной добротой. Солнечные зайчики играют на золотистых обоях, на столешнице, на книжных корешках. Легкий аромат чая, лимона и благовоний.

— Реб Мордхе, я все обсудил с домашними, — заговорил раввин. — Скажу прямо: мы с супругой предпочли бы отдать дочь за молодого человека, сведущего в Торе. Но это трудно. Я не могу дать приданого. И дочь у меня девушка немного светская, современная. А что поделаешь? Город у нас большой, тут всякого наслушаться можно. Газеты читают. Другое поколение — другие обычаи. На небесах, конечно, знают, что тут творится. Короче, мы согласны, но при условии, что вы отпустите бороду, борода — это образ Божий. И пообещаете, что не будете, Боже упаси, нарушать субботу, будете есть кошерное и соблюдать все законы Торы. Если не знаете какого-то закона, у меня есть книжка на идише, там все написано так, что любой разберется. Автор — сват моего тестя, реб Иешая Рахевер. Для многих доброе дело сделал тем, что ее написал. Не все знают святой язык, но главное, чтобы вели себя как подобает евреям. И, конечно, мы хотели бы, чтобы вы жили здесь. Она ведь у нас единственная дочь, не хотим, чтобы она уехала в другую страну. В общем, так: я здесь раввин, и, пока вы не отпустите бороду, мы не сможем заключить помолвку, потому как если мой зять бреется, выходит, я это одобряю. В Талмуде сказано: «Шесико кегойдоо дамьйо»[59], «Если молчишь, значит, тебе это нравится». Так что будет лучше, если сейчас мы договоримся по-тихому, на словах. Когда у вас борода отрастет, тогда и помолвку заключим, а там, даст бог, и свадьбу сыграем. Короткая одежда мне тоже не по душе, не по-нашему это. Если гои и просвещенцы носят короткое, то еврей должен носить длинное. Но тут уж как хотите. Можно и в коротком сюртуке оставаться евреем. Главное — соблюдать заповеди, не отвергать Тору. Что такое еврей без Торы? Почему мы преодолеваем все тяготы уже без малого две тысячи лет? Потому что Тора наставляет нас и придает нам сил. Еврей без Торы хуже иноверца… Понимаете?

— Да, ребе, понимаю.

— Вы согласны?

— Как ребе скажет, так и будет. Ваше слово для меня все равно что слово Всевышнего.

— Боже упаси так говорить! Человек — всего лишь создание из плоти и крови. Но все, что я вам сказал, взято из Торы. Если захотите, я буду с вами заниматься, когда у вас найдется время. Можно начать с Пятикнижия. В нем — все наставления, все указания, как должно поступать. Они есть уже в первом стихе. Коль скоро Всевышний создал небо и землю, надо служить Ему и выполнять Его заповеди. В комментарии к первому стиху Раши говорит, что Всевышний сотворил мир ради евреев и Торы. Сказано, что Господь создавал мир по ее буквам…

— Ребе, я не стою праха у вас под ногами…

— Э, бросьте, это что еще такое? Все мы потомки Авраама, Исаака и Иакова. И простой еврей может быть праведником. Тридцать шесть праведников[60] — это простые люди: сапожники, портные, водоносы. Моя дочь немного нетерпелива, но у нее доброе сердце. Всех жалеет, поэтому иногда и говорит то, чего не следует. У нее претензии к Господу, что на свете существуют бедняки. Но, значит, такова Его воля, и нам не дано ее понять. Пожалуйста, подождите немного, пойду позову своих.

Раввин вышел на кухню. Макс подошел к шкафу, достал книгу, полностью набранную шрифтом Раши[61]. Интересно, что это? Полистал, попробовал разобраться, но не понял ничего, кроме русской надписи на титульном листе: «Дозволено цензурою». Взял вторую книгу, третью: «Нет, старый я уже учиться».

Захотелось выйти на балкон, но он решил не давать людям повода для сплетен. Макс стоял посреди комнаты, озираясь по сторонам. Он понимал, что у него ничего не выйдет ни с Райзл, ни с Циреле: «Борода? Даже представить смешно, ей-богу. Может, мертвецы Школьникова подскажут, что делать?» Из кухни доносился быстрый, приглушенный разговор. Слышно было, что о чем-то спорят, ругаются. Явно из-за него.