Увидев подходившего Октава, он заговорил с ним о мамаше Перу с хамским презрением бывшего лакея, желающего взять реванш за былое лакейство: теперь уже он нанимал себе прислугу.
– От этой неряхи ничего путного не добьешься! Хотел бы я посмотреть, как она прислуживала бы господину герцогу! Вот уж где надо было стараться вовсю!.. Если она не отмоет все дочиста, за мои-то деньги, я ее вышвырну отсюда! Уж я-то знаю в этом толк… Но, простите, господин Муре, вы что-то хотели?
Октав попросил у него ключ от чердака. Однако консьерж не спешил исполнить его просьбу и продолжал объяснять, что если бы они с супругой пожелали, то давно уже поселились бы себе, как почтенные обыватели, в Мор-ля-Виль, в собственном домике; вот только госпожа Гур обожает Париж, хотя из-за распухших ног не выходит на улицу, и не хочет покидать город; поэтому они пока копят денежки, откладывая каждый медный грош, чтобы обеспечить себе приличную ренту и жить на скромное состояние.
– И я не потерплю, чтобы мною понукали! – объявил он в заключение, приняв величавую позу красавца-мужчины. – Я ведь работаю не за-ради куска хлеба… Так что вы хотели, господин Муре? Ах да, ключ от чердака. Куда мы положили ключ от чердака, мамочка?
Госпожа Гур, уютно пристроившись у камина, чье пламя весело освещало просторную комнату, мирно попивала кофе с молоком из серебряной чашки. Нет, она не знает, где лежит ключ, – может, где-то в комоде? Обмакивая в кофе ломтики поджаренного хлеба, она не спускала глаз с двери черного хода, на другом конце двора, еще более пустынного и голого в этот дождливый день, чем обычно.
– Ага, вот она! – внезапно воскликнула госпожа Гур, когда оттуда вышла женщина.
Гур тотчас встал перед дверью, чтобы загородить незнакомке дорогу, и та замедлила шаг, с тревогой глядя на него.
– Мы с самого утра подстерегаем эту особу, господин Муре, – сообщил он вполголоса. – Заприметили ее еще вчера вечером… Знаете, от кого она идет? От столяра – он живет там, наверху, единственный мастеровой, которого допустили в наш дом. И вот результат! Если бы хозяин ко мне прислушался, то не стал бы сдавать эту комнату – ведь это каморка служанки, расположенная далеко от съемных квартир. И всего-то сто тридцать франков в год – стоило ли за такие гроши терпеть подобные мерзости у себя в доме!.. – И, прервавшись, грубо спросил у женщины: – Вы откуда идете?
– Да оттуда, сверху, черт возьми, – ответила она, не останавливаясь.
И тут консьерж раскричался вовсю:
– Мы не желаем тут никаких женщин, слышите вы? Мы уже предупреждали квартиранта, который вас принимает… Если вы еще раз заночуете здесь, я приведу полицейского, да-да, сам приведу, – и тогда мы посмотрим, захочется ли вам потом творить свои мерзости в нашем почтенном доме!
– Да отстаньте вы, надоели! – отрезала женщина. – Я тут у себя дома; захочу, так и вернусь!
И она удалилась, сопровождаемая возмущенными выкриками Гура, грозившего тотчас пожаловаться домохозяину. Виданное ли дело – терпеть эту развратную дрянь рядом с почтенными жильцами, в доме, где не допускают никаких неприличий!.. Казалось, эта каморка, где ютился мастеровой, позор для дома, настоящая клоака, наблюдение за которой уязвляет почтенного привратника, мешая ему спать по ночам.
– Так как же насчет ключа? – робко напомнил ему Октав.
Но консьерж, разъяренный тем, что жилец стал свидетелем его унижения, с удвоенной злобой напал на мамашу Перу, чтобы все видели, как ему тут повинуются. Она что, издевается над ним?
Старуха, неуклюже взмахнув шваброй, забрызгала дверь ложи консьержа. Как?! Он платит ей из своего кармана, чтобы не пачкать руки самолично, а получается, должен еще и подтирать за ней?! Да пропади все пропадом, если он еще хоть раз пожалеет ее и наймет для уборки! Пусть подыхает с голоду! Бедная женщина, сломленная усталостью от непосильной работы, не отвечала; она продолжала тереть плитки костлявыми руками, сдерживая слезы перед этим важным, осанистым господином в ермолке и домашних туфлях, который внушал ей почтительный страх.
– Ах, я вспомнила, дорогой! – воскликнула госпожа Гур из своего кресла, в котором проводила целые дни, согревая свои пухлые телеса. – Я же сама спрятала его под рубашками, чтобы горничные не лазили без дела на чердак… Достань его и отдай господину Муре…
– Уж эти горничные… одна морока с ними, – пробормотал Гур, со времен своего лакейства так и не избывший стойкую неприязнь к слугам. – Возьмите ключ, сударь, только не сочтите за труд потом спуститься и вернуть его мне; стоит оставить какую-нибудь каморку открытой, как эти горничные тотчас забираются туда, чтобы блудить.