Пена дней

— Когда я решил вернуться, они заявили, что тот парень прекрасно справляется, а мне они готовы предложить другую должность. Только платят за нее меньше…

— И дядя тебе тоже больше ничего не дает, — констатировал Колен.

Он не требовал от Шика ответа, ситуация казалась ему совершенно очевидной.

— Дядя умер, — сообщил Шик.

— Ты мне не говорил…

— Я не думал, что тебе это интересно, — пробормотал Шик.

Вошел Николя с засаленной сковородкой, в которой дрыгались три почерневшие сосиски.

— Ешьте прямо так, — сказал он. — Я что-то никак с ними не справлюсь. Удивительно упрямые сосиски. Я уже даже поливал их азотной кислотой, поэтому они такие черные, и все равно не помогло.

Колен изловчился, метко воткнул вилку, и одна из сосисок забилась в предсмертной агонии.

— Есть, — сказал он. — Давай, Шик!

— Это не так-то просто, — признался Шик.

Сосиска увернулась и забрызгала стол жиром.

— Черт! — воскликнул Шик.

— Ничего страшного, это как раз полезно для дерева, — заверил его Николя.

Наконец Шик отвоевал себе сосиску. Оставшуюся сосиску Николя унес обратно на кухню.

— Не понимаю, что происходит, — сказал Шик. — Раньше здесь все было по-другому.

— Да, — ответил Колен, — здесь все изменилось, и я ничего не могу с этим поделать. Это как болезнь. Все с тех пор, как у меня кончились трублоны…

— У тебя их что, совсем не осталось? — спросил Шик.

— Почти, — ответил Колен. — Я заплатил авансом за поездку в горы и за цветы, потому что самое главное, чтобы Хлоя пошла на поправку. А в остальном дела идут все хуже и хуже.

Шик прикончил сосиску.

— Пойдем, я тебе покажу, что стало с кухонным коридором, — сказал Колен.

— Пойдем, — согласился Шик.

По обе стороны коридора сквозь помутневшее стекло виднелись тусклые бледные солнца. Они были усеяны черными пятнами, и только из самого центра исходил слабый свет. Ослабевшие лучики местами пробивались наружу, но при соприкосновении с плитками, еще недавно ослепительно сиявшими, они превращались в вялые ручейки и растекались по кафелю. Стены источали запах сырости. В самом углу на некотором расстоянии от пола серая мышка с черными усами устроила себе гнездышко. Она уже больше не могла играть с золотыми лучами, как раньше. Устроившись в кучке тряпья, она тряслась от холода. Ее усики были совершенно мокрые. Сначала она изо всех сил пыталась вернуть плитке первоначальный блеск, но эта задача оказалась непосильной для ее крошечных лапок, и теперь, забившись в свой уголок, она беспомощно дрожала.

— Почему ты не включаешь обогреватель? — спросил Шик, поднимая воротник.

— Он работает целый день, и ничего не меняется. Отсюда все и пошло…

— Чертовщина какая-то! — воскликнул Шик. — Надо проконсультироваться со специалистом.

— Здесь уже был архитектор, — ответил Колен, — и сразу заболел.

— Может быть, все еще устроится, — предположил Шик.

— Я не думаю, — ответил Колен, — пойдем к Николя, закончим обедать.

Они вошли на кухню, которая тоже уменьшилась в размерах. Сидя за лакированным белым столом, Николя рассеянно ел, уткнувшись в книгу.

— Николя… — позвал Колен.

— Да, конечно, я сейчас подам десерт, — откликнулся тот.

— Не надо, мы здесь поедим. Я просто хотел с тобой поговорить. Николя, ты не возражаешь, если я тебя уволю?

— Я никуда отсюда не уйду.

— Так будет лучше. Здесь ты деградируешь. За последнюю неделю ты постарел на десять лет.

— На семь, — уточнил Николя.

— Я больше не могу на это смотреть. Ты здесь ни при чем. Это все воздух.

— Но сам-то ты остаешься, — сказал Николя.

— Со мной все иначе, — ответил Колен. — Для меня сейчас имеет значение только Хлоя, все остальное мне безразлично. Кстати, что у тебя в клубе?

— Я там больше не бываю, — сказал Николя.

— Хватит, — воскликнул Колен. — Глупари ищут нового повара. Я уже подписал контракт от твоего имени. Ты согласен?

— Нет, — ответил Николя.

— Ничего не поделаешь, — сказал Колен. — Другого выхода все равно нет.

— Как это подло с твоей стороны! — возмутился Николя. — Ты хочешь, чтобы я, как крыса, бежал с тонущего корабля.

— Нет, — возразил Колен, — просто так надо. Ты знаешь, как мне больно с тобой расставаться…

— Да, я знаю, — сказал Николя. Он отложил книгу и закрыл лицо руками.

— Не сердись, — попросил Колен.

— Я не сержусь, — пробормотал Николя. Он поднял голову. По его щекам беззвучно катились слезы. — Я последний кретин, — сказал он.

— Нет, Николя, ты просто хороший человек, — возразил Колен.

— Я хотел бы укрыться в зарослях айвы, — сказал Николя. — Там приятный запах. Там бы меня никто не нашел…

XLIV

Колен поднялся по залитой тусклым светом лестнице и оказался на втором этаже. Прямо перед собой он увидел черную дверь посреди холодной каменной стены. Он вошел без звонка, заполнил бланк и отдал секретарю. Секретарь старательно выпотрошил бланк, скатал его в бумажный шарик и зарядил в пистолет. Он аккуратно прицелился и пальнул в соседнее окошечко, предварительно заткнув себе правое ухо левой рукой, чтобы не оглохнуть от взрыва. Затем он спокойно уселся и принялся чистить пистолет, поскольку в любой момент мог нагрянуть следующий посетитель.