Пендервики весной

– Ну вот, я тоже решил не оставаться в долгу. А то важное, что ты хотела мне рассказать, когда у Скай был день рождения… Мы можем поговорить о нём сейчас?

– Нет. – Она поморщилась. То важное – её Большой Концерт к Одиннадцатилетию – пропало и сгинуло, всё.

– Слишком поздно?

– Да, слишком поздно. – И тут, к ярости Бетти, её глаза опять наполнились слезами. Подлые, гадкие слёзы, залили всё лицо, как это стыдно, ну сколько можно?

– Бетти, скажи мне, что случилось.

– Не могу.

– Можешь.

– Нет, нет, нет. – Как он смеет чего-то требовать от неё после того, как сам бросил её так надолго? – Я тебя не звала, и я не собираюсь тебе ничего говорить. И это мой кусок торта, а ты его ешь!

– Я съел только чуть-чуть. Вот, видишь? Остальное тебе. – Он аккуратно поставил тарелку на стол. – Бетти, ты должна мне сказать, я должен понимать, в чём дело. Я ведь твой mentore, ты помнишь?

– Я могу тебя уволить… Вот, я увольняю тебя, ты больше не мой mentore. Уходи.

– Знаешь что, никуда я не пойду. Мне это уже надоело: не успею приехать, и тут же кто-нибудь из Пендервиков гонит меня прочь. Бетти, умоляю тебя, это я, твой старый друг Джеффри.

– Если ты не уйдёшь, тогда уйду я. – Но из-за этих дурацких слёз она не могла даже выйти в коридор. Тогда она ушла в кладовку, села там на коробку с играми и слушала между всхлипами, как Джеффри ходит и ходит по комнате. Будто что-то ищет.

– Бетти, где фотография Пса, которую я тебе отправил? Она не повредилась при пересылке?

– Нет. С ней всё хорошо. – Вот за это Бетти была ему благодарна.

– Где она?

– Здесь.

– В кладовке? А почему?

– Не твоё дело. Джеффри, пожалуйста, уходи.

– Нет.

Дверь распахнулась, он стоял и смотрел на неё.

И она тоже смотрела на него, в пелене слёз знакомые черты расплывались. Но её злость уже проходила, утекала. Да Бетти никогда и не умела злиться на Джеффри дольше нескольких минут. Даже тогда, год назад, когда он случайно бросил Фантика в корзину с грязным бельём и Бетти в ужасе ждала, что стиральная машина разорвёт голубого слоника на куски, и сам Джеффри был в таком же ужасе. Но Фантик вернулся после стирки целым, невредимым и даже бодрее, чем раньше. И гораздо чище.

– Джеффри, Скай говорит, это не моя вина, что Пёс умер.

– Конечно не твоя.

– И Ник то же самое мне сказал.

– Да с чего ты взяла, что это может быть твоя вина? Пёс был старый, и у него было больное сердце. И он прожил прекрасную жизнь.

– Но…

– Бетти, послушай меня. Собаки умирают. Люди умирают. Морские свинки умирают! Пока они живы, мы делаем для них всё что возможно, но они всё равно умирают. Я прав или нет? Скажи мне, что я прав.

– Ты прав, – прошептала она.

– Спасибо. – Он улыбнулся. – Ну что, слушаем Бетховена?

– Да. Думаю, да.

Он прошёл к проигрывателю, открыл коробку с симфониями Бетховена, достал одну из пластинок и поставил на вертушку.

Два мощных коротких аккорда, и сразу же после них, очень тихо, струнные вводят тему, волнующую и прекрасную. Это одна из самых сильных тем у Бетховена.

«Героическая», любимая симфония Джеффри.

Вот он стоит сейчас у неё в комнате, дирижирует. Бетти подалась вперёд, чтобы лучше видеть. За его дирижированием она наблюдала много лет, сам он всегда говорил, что это просто игра, клялся, что ничего в этом не понимает, – но ей всё равно казалось, что он и правда в этот момент оживляет музыку во всём её великолепии, и сам же проживает её, наслаждается ею – он весь в ней. И Бетти тоже теперь вся в ней, её подхватил этот поток, сотворённый гением двести лет назад, но по-прежнему живительный. Она смотрела, и слушала, и главная тема возвращалась опять и опять, делаясь с каждым разом всё величественнее, растворяя наконец последние клочки боли, омывая Бетти восхитительной, спасительной, чистой музыкой.

Закончилась первая часть, Джеффри опустил воображаемую дирижёрскую палочку и низко склонил голову.

– Джеффри, – сказала Бетти. – Теперь я готова.

– Доедать торт? – Он остановил пластинку, пока не началась вторая часть.

– Нет. Я не хочу торта. – Она вернулась в комнату.

– Тогда что, разговаривать?

– Нет. – Она встала прямо, дважды глубоко вздохнула. – Петь.

Вот так вышло, что Большой Концерт Бетти Пендервик всё-таки состоялся. В комнате Джеффри позволил ей спеть только одну песню – «Я всегда гонюсь за радугой», а потом потащил её вниз, в гостиную, где Бетти спела снова, теперь для всей семьи. Принесли даже Лидию – её успели уже уложить, но подняли по настоянию Джеффри, чтобы она тоже присутствовала. Не было ни программы концерта, ни репетиций, ни специального концертного платья для Бетти. Но были гордость и изумление на всех лицах – ровно такие, каких Бетти так хотела и так ждала. И много слёз, особенно родительских и Розалиндиных.

А Бетти не плакала. Она решила, что ей уже хватит слёз на долгое, долгое время вперёд.

Глава двадцать четвёртая Кода. Следующей весной