– Они чуть не раздавили маму трактором, – шепотом произнесла она.
– Знаю, – горько ответил отец. – В апреле моя очередная вылазка не принесла ожидаемого дохода. И они отомстили.
– Но если ты можешь проникать в головы других людей, почему ты не нашел в себе сил освободиться?
– Когда я был молод, то редко задумывался над тем, что делал. Особенно хорошо у меня получалось заглядывать в чужие головы. Люди злились, а меня это развлекало. Я мог проделывать этот трюк чуть ли не с закрытыми глазами. Фелльзейфер и Плателль хорошо меня знали, и разумеется, им было об этом известно. Они точно высчитали, какой длины должны быть мои волосы, чтобы я мог проникнуть в голову нужного им человека, и измеряли их каждый месяц, следя, чтобы они не стали длиннее. И каждый месяц водили меня на встречу с кем-нибудь, у кого я должен был увести деньги из кошелька. А бедолаги не могли понять, куда исчезает их богатство.
– Но ты ведь мог проникнуть в душу Фелльзейферу – или тому, другому, с трактором – и внушить, чтобы они освободили тебя!
– Чтобы действительно подчинить себе чей-то разум, нужно пристально смотреть ему в глаза. Или завладеть каким-нибудь предметом, который очень важен, очень дорог для него. Разумеется, ни Фелльзейфер, ни Плателль никогда не встречались со мной взглядом. А заполучить что-то, что им дорого, было невозможно. Вероятно, потому, что для них нет ничего дороже денег.
Автобус снова притормозил. Они въехали в деревню, знакомую Пенелопе. Значит, до дома уже недалеко.
– Но год назад я начал готовить побег, – продолжил отец.
– Год назад? Почему именно год назад? Что изменилось – они что, перестали стричь тебе волосы?
– О нет, конечно, нет. Они глупы, но не настолько. Но у меня вдруг появился союзник. В мою совершенно пустую темницу проник паук.
Пришлось приложить массу усилий, чтобы Фелльзейфер и Плателль ни о чем не догадались. Установить контакт с пауком-косиножкой оказалось не так-то просто, но недели через две мне это все-таки удалось. Он позволил мне проникнуть в его разум, пусть даже ненадолго. И я вежливо попросил его, если ему не составит труда, добраться до дома, где вы живете, и принести что-нибудь, что вам очень дорого.
«Ну, разумеется, почему бы и нет! С удовольствием сделаю это», – ответил Симон (так я назвал паука). И он отправился в путь, а спустя несколько недель вернулся с твоим голубым шнурком.
– Голубым шнурком? Но у меня нет голубого шнурка! – изумилась Пенелопа. – И никогда не было!
– Нет? Тогда это очень странно, – пробормотал отец. – Симон сказал, что видел на тебе огромные голубые кроссовки. Но Фелльзейфер тут же отобрал у меня шнурок. Тогда паук решил принести мне платок Лючии. Но и тут его ждала неудача. Он уже почти выволок платок из леса, как вдруг кто-то подхватил его, сунул в карман и отнес обратно в дом.
– Это была я, – тихо произнесла Пенелопа и закусила губу. – Я же не знала, что под ним прячется этот твой Симон. И что он утащил платок для тебя.
– Ну, конечно, – ласково сказал Леопольд. – Откуда тебе было знать? Спустя некоторое время он снова отправился в путь, и сегодня днем наконец-то вернулся с платком и с твоим волосом. Разве я мог предположить, что ты уже всего в нескольких метрах от меня. Как тебе вообще удалось меня разыскать?
39
Воссоединение