Взяв отца за руку, Пенелопа принялась рассказывать всё с самого начала. О том, как пришел конверт с песком и как она на него разозлилась. О том, как решила покрасить волосы, высказать ему всё, что о нем думает, в лицо и засадить весь его огород ползучими сорняками. Как погналась за Фелльзейфером, как с помощью противоглаза проникла за ворота, как пряталась за изгородью. О том, откуда у нее этот замечательный противоглаз. О Джине, рассказавшей ей, что есть специальные курсы для
Пенелопа говорила взахлеб и не могла остановиться. Ей хотелось рассказывать еще и еще. Хотелось, чтобы отец знал обо всем, что с ней когда-либо случалось, обо всем, что она знала и будет знать. Больше десяти лет она не могла с ним поговорить, и теперь ей не терпелось всё наверстать. Поделиться, высказать, объяснить. Она дрожала, по щекам у нее катились слезы…
Отец обнял ее и крепко прижал к себе.
– Все хорошо, Пенни, дорогая. Я снова рядом, и никто не сможет нас разлучить.
Он гладил ее по голове, и Пенелопа понемногу успокаивалась. Прижав ухо к его груди, она слушала, как бьется его сердце, неторопливо и гулко.
Автобус резко свернул.
– Надо бы подкрепиться, – пробормотала она и открыла рюкзак. Разделив последний бутерброд на двоих, она протянула половину отцу. Налила в крышку от термоса яблочный чай, и они пили по очереди, маленькими глотками. Чай был горячий и сладкий.
Когда автобус подъехал к их остановке, Леопольд попрощался с водителем и пообещал вскоре вернуться в футбольную команду. Пенелопа направилась к велосипеду, но вдруг остановилась. У нее появилось какое-то предчувствие. Оно росло, крепло и вскоре превратилось в уверенность.
– Они уже здесь, – прошептала она. – У нашего дома.
– Что?! Ты уверена? – съежился Леопольд. – Тогда… тогда…
В его глазах читался страх.
– Тогда мы им покажем! – сказала Пенелопа. – Жди здесь, а я подкрадусь к дому и…
– Ты с ума сошла? Я не позволю тебе одной спускаться с холма!
– Тебе придется это сделать. Потому что тебя они почувствуют и обо всем догадаются. А меня – нет! Поэтому я проберусь в дом, заберу Куку и минут через двадцать снова буду здесь. Тогда-то они узнают, что такое настоящее огненное чудо!
Леопольд был в растерянности. Было видно, что он предпочел бы другое решение. Он бы хотел, чтобы к нему вернулась его прежняя сила, и чтобы он мог защитить своего ребенка, а не наоборот.
Пенелопа коснулась его руки.
– Я – Пенелопа Говиндер, и я твоя дочь. Не бойся за меня, я многое от тебя унаследовала. И хочу научиться еще большему. А теперь позволь пойти и принести тебе кошку.
Леопольд через силу улыбнулся, кивнул, обнял Пенелопу и поцеловал в лоб.
Пенелопа бросилась вперед. Как только впереди показался бук, она свернула с тропинки и шмыгнула вниз, в заросли. Пригнувшись, скрытая густым кустарником, она побежала параллельно песчаной тропинке.
И тут она вздрогнула. Похоже, Плателль и Фелльзейфер действительно уже здесь. Осторожно выглянув из-за веток, она увидела невдалеке от бука серую машину, небрежно забросанную сеном. «Они что, думают, что мы слепые?» – подумала Пенелопа. Автомобиль был прикрыт настолько неумело, что даже отсюда было видно, что в салоне никого нет. Она огляделась, но похитителей не обнаружила. Неужели они уже пробрались в дом?
Добравшись до грядок с целебными травами, Пенелопа, скрывшись в густой траве, подползла поближе к дому. Дверь вроде бы была заперта. Ничто не внушало подозрений. Окна были целыми – по крайней мере, со стороны фасада. Куда же они спрятались? Вдруг на крыльце что-то стукнуло. Внутри у Пенелопы всё сжалось. Выбравшись через кошачью дверцу, Куку потянула носом. «Ты моя хорошая, умная киска», – подумала Пенелопа. От сердца у нее отлегло.