Пение пчел

Симонопио решил, что извинится перед мальчиком, а раз уж никаких чудес не последовало, тому будет любопытно услышать, что в знак презрения и разочарования люди принялись швырять в Пелудо остатки трапезы. Расскажет он и про то, что струя воды, внутри которой прятался мошенник, была слишком толстой и сквозь нее не пролетал ни один гнилой помидор: ударившись о струю, снаряды сыпались вниз и исчезали в реке. Но потом кому-то пришло в голову с силой запустить апельсин, и, ко всеобщему ликованию, Пелудо наконец получил плоды своих музыкальных трудов. Мальчика непременно рассмешит, как даже светские дамы, усталые, продрогшие и обалдевшие от долгих часов ожидания под открытым небом, отбросили всякую сдержанность и в едином порыве, подобно пчелиному рою, загудели и закричали, в точности как те самые людишки, которых не допускали в отделение для первого класса в цирке Вильясеки и уж тем более в избранное общество. Ворочаясь на своем камне, Симонопио признал, что с выбором места для любования зрелищем он ошибся. В итоге угодил в ловушку, и теперь ему приходилось ждать, пока люди не начнут расходиться. Идея пересечь реку вплавь и достичь противоположного берега его не привлекала: он бы еще сильнее замерз, а возвращаться домой пришлось бы по самой длинной дороге.

Ладно, рано или поздно люди разойдутся, стребовав – или же нет – деньги назад, и тогда он спокойно вернется в Амистад. Отправляться на поиски обоих Франсиско в любом случае было поздно, но ожидание становилось более сносным, когда Симонопио их видел и слышал. Был с ними рядом. Тело оставалось прикованным к проклятому камню, зато он мог отпустить на волю свой разум, что и сделал. Забыть свои и чужие проклятия, разочарования, упреки, гнилые апельсины, фальшивую песенку, сентаво и песо и мысленно перенестись туда, где сейчас его крестный и Франсиско-младший. Он отправится туда, где ему хорошо. Он почувствовал, как в животе с трудом переваривается острый и жесткий чоризо, ощутил нетерпеливое желание прицелиться и выстрелить из ружья. Видел ямки в земле и приготовленные на посадку деревца. У него перехватило дыхание от тяжелых комьев земли, бесплодной и враждебной. Он увидел ненависть в следящих за ними глазах и решимость в прицеле наведенного на них пистолета.

И тут он узнал, как это бывает, когда у человека останавливается сердце. Один удар, два. Пауза. Он узнал, что чувствует сердце, когда пропускает один удар, два удара. Когда вспоминает, что обязано биться, чтобы остаться в живых, хотя каждый удар настолько болезненный, что, кажется, разорвет грудь. Он познал настоящий ужас, когда наяву, а не во сне падаешь и падаешь без конца, когда рушится мир. Он узнал, каково это, когда внезапно, без предупреждения все тело наполняется громадной болью, которая в нем едва умещается, и сдерживать ее внутри невозможно, и чтобы перейти из этого момента в следующий, чтобы выжить, от нее нужно как-то избавиться или перестать существовать. Потому что от этой боли тебя вот-вот разорвет.

Прежде чем броситься в ледяную речную воду, чтобы сперва плыть, затем брести по ней к берегу и врезаться в густую толпу, не теряя при этом скорости, не заботясь о том, чтобы не сбить кого-нибудь ненароком с ног, этот странный юноша, пригретый семейством Моралесов, – тот, кого свидетели происшедшего вплоть до этого дня считали немым, – издал самый душераздирающий вопль, который они слышали в своей жизни. Самый отчаянный. Самый болезненный и тоскливый. Они были так потрясены, что мигом отстали от злосчастного Пелудо.

Откуда взялся этот парнишка и что вызвало такой ужасающий крик? Никто из присутствующих, видевших, как юноша со всех ног бежит в сторону гор, не мог себе этого объяснить. На камне, где он просидел весь день, осталась забытая пара ботинок.

72

– Она тебя тоже ругает?

Ну и вопросы задает этот мальчишка! Разумеется, Беатрис его ругала, если он был виноват, и ставила на место, если он того заслуживал, но Франсиско Моралес ни за что не признался бы в этом сыну, по крайней мере в тот день, поэтому сделал то, что инстинктивно делают все отцы: притворился, что не расслышал вопрос, и сменил тему.

– Знаешь что, давай-ка сажать деревья.

Отец и сын уселись в повозку, чтобы перевезти апельсиновые деревья поближе к обочине дороги. Для взрослого человека саженцы весили всего ничего, однако семилетний ребенок мог бы их повредить при попытке сдвинуть с места. Франсиско видел, как сын копирует его действия, как в ожидании одобрения косится в его сторону, и думал: так и складываются отношения, так мальчик научится быть тем, кем должен. Потихоньку, как говорит Беатрис, не все сразу. Надеюсь, Франсиско-младший не забудет его уроков. «Не хватало, чтобы она ругала меня еще и за то, что заставлял ребенка таскать тяжести».