Пенис. История взлетов и падений

Трудно себе представить, чтобы госпожа Стайнем или госпожа Фридан стали давать подобные советы, каким бы способом ни «изготовлялось» это косметическое средство. И по правде говоря, когда Браун взялась защищать сенатора Боба Пэквуда — чемпиона по сексуальным домогательствам на рабочем месте — в ходе расследования, проводившегося в середине 1990-х годов сенатом США, то, вкупе со всеми ее прочими прегрешениями, это низвергло ее с и без того не самого устойчивого трона в пантеоне феминизма. Однако карьера Браун в сфере «советов для дам» — не просто свидетельство стремления одной женщины к славе, богатству и идеальным отношениям с улыбчивым и вечно благодарным мужчиной. Она совпадает с одним из самых бурных периодов в истории существования пениса.

В этот период прежние истины о пенисе как о конвейере по производству спермы были пересмотрены теми, у кого его не было. Новое поколение женщин, более образованных и обладавших куда большей политической силой, отвергло мысль о том, что слабый пол был просто скопищем кастрированных мужчин. Они осознали свой эротический потенциал, но отказались верить в то, что напористый пенис — единственный способ добиться «зрелого женского оргазма» — или даже просто любого оргазма. Эти женщины, скандировавшие «Маке love, not war!» («Любите, а не воюйте!») во время мирных демонстраций против войны во Вьетнаме, начали задумываться над тем, так ли сильно различались два этих действия. Ведь вместо того, чтобы делать их целостными, пенис зачастую унижал их чувства, врываясь без спросу «на чужую территорию», как солдат оккупационной армии. Эрекция для этих женщин была не столько инструментом удовольствия, сколько тараном, штурмующим их «крепость».

Меж тем такая новоявленная критика не ограничивалась пространством супружеской спальни. Впервые в истории организованное общественное движение усомнилось в том, действительно ли взаимоотношения между вагиной и пенисом являются частной и закрытой темой. Совсем наоборот, доказывали эти новые феминистки, такие отношения являются делом политическим, ведь господство американских мужчин почти во всех сферах современной жизни — от скучного супружества, угнетающего женщин среднего класса, до ограниченных возможностей по части работы и карьерного роста, ущемляющих права всех женщин (и то и другое образно описывалось в «Загадке женственности»), — увековечивалось самим половым актом. То, что для мужчин было простой биологией — совокуплением в рамках полярной динамики доминирования и послушания, когда пенис внедряется, а вагина принимает, — феминистки рассматривали как идеологию. Они повели атаку на саму идею гетеросексуальности за то, что она искусственно адаптировала женскую эротичность к мужским потребностям. Когда же контркультура породила вторую волну феминизма — первая случилась за полвека до этого и принесла женщинам равные избирательные права с мужчинами[179], — многие женщины решили, что сексуальное освобождение оказалось по-настоящему выгодным только сильному полу. Ведь то, что «новые левые»[180] мужчины оказались не меньшими женоненавистниками, чем «старые правые», было совершенно очевидно. И очевиднее всего это было для женщин, присоединившихся к «новым левым», чтобы добиться социальных перемен, а в итоге столкнувшихся с тем, что от них ожидали лишь одного — быть под рукой, чтобы вожди-мужчины могли в любой момент заняться с ними сексом. Когда Стокли Кармайкла (1941–1998), известного в 1960-е годы лидера борьбы за гражданские права, спросили, какую позицию должны занимать женщины-негритянки в кампании по борьбе с расовой дискриминацией, он ответил: «Горизонтальную!»