Пенис. История взлетов и падений

Однако когда Фрейд писал «Тотем и табу», он не пытался объяснять президентскую политику США или извращения какого-то одного президента. Он выдвинул главный тезис этой работы — что приобретенные психические характеристики передаются по наследству, поскольку это позволяло объяснить процесс эволюции с позиций психоанализа, показав, что «это просто власть, которую подсознательные представления имеют над телом», — это было то же самое предположение, которое демонстрировал во время своих лекций об истерии профессор Шарко. Вера Фрейда в наследуемость психических свойств наделяла эдипов комплекс, который психоаналитик считал своим самым важным открытием, новым мистическим происхождением. Подсознание — древние психические «камни», к которым Фрейд призывал прислушаться своих скептически настроенных коллег, — было теперь старше на бессчетное число тысячелетий и пропитано историко-эволюционным могуществом.

Однако с учетом того, что Фрейд был атеистом, он придал этому могуществу на удивление религиозную форму. Его первобытное отцеубийство напоминает первобытный грех Блаженного Августина, а «Тотем и табу» зачастую предстает как психоаналитическая переработка Книги Бытия. Однако для Фрейда главным событием стало не сотворение человеческой жизни и последующее грехопадение, а возникновение цивилизации и неврозов. История человечества сопоставима с историей каждого человека. Это та же душевная драма — сексуальное преступление/таинственное убийство, обусловленное страхом кастрации, — только разыгранная на большой сцене. Два человека, во всем друг от друга отличных — Фрейд и Блаженный Августин, — неожиданно сошлись во мнении по очень важному вопросу: оба признали психическое и историческое могущество пениса. По мнению гиппонского епископа, первородный грех передается из поколения в поколение через мужское семя, а наказанием за оскорбление, нанесенное Адамом Богу, стали эрекции, которые мы не в силах контролировать. По мысли Фрейда, убийство первобытного праотца и сексуальные притязания на мать наследуются как эдипов комплекс — в наказание же за этот грех мы имеем цивилизацию, которая контролирует наши эрекции.

Юридическая структура такого контроля совершенно недвусмысленна. Законы и нормы культурного поведения требуют отказа от секса, что проявляется в ограничениях, накладываемых на поведение современного человека. Ему возбраняются насилие, прелюбодеяние, педофилия и инцест, то есть все те действия, которые человек в своем естественном состоянии совершал регулярно и без всякого раскаяния. Однако для Фрейда все эти законы — лишь полдела. Ведь самый действенный способ контроля над пенисом — косвенный. Это «психическая импотенция», которую насаждает в мужчинах цивилизация, — проблема, в связи с которой, писал Фрейд в 1912 году, к нему обращались за годы врачебной практики чаще, чем с любой другой.

Цивилизация дала мужчине «возможность добиваться самых высоких и благородных целей», писал Фрейд, за что он, застегнутый на все пуговицы городской буржуа в галстуке, был ей — спасибо! — признателен. Однако благодарность его была окрашена отчаянием. «Нам ничего не остается, как смириться с одним мрачным прогнозом, — писал он, — с невозможностью соотнести потребности сексуального инстинкта с требованиями цивилизации — и наоборот». Подъем культуры и подъем важнейшего мужского, утверждал Фрейд, неизбежно — и неизменно — несовместимы.

* * *

На протяжении всего сексуального скандала вокруг Клинтона защитники президента критиковали обвиняющую сторону в смешении профессиональных и личных аспектов. Каковы бы ни были грехи Клинтона, они имели отношение к его личной жизни, даже если совершались в Белом доме. Каким бы предосудительным ни было его поведение, оно не влияло на его профессиональную деятельность, а потому никак не относились к делу. В конце концов, опросы общественного мнения показали, что большинство американцев с этим согласились. У Фрейда, разумеется, тоже были свои сторонники и противники. Однако эти два лагеря, которые сталкиваются друг с другом почти по любому вопросу — чаще еще более непримиримо, чем даже политики, — в одном вопросе абсолютно единодушны: чтобы понять психоанализ, необходимо признать, что принесший весть имеет к ней прямое отношение, так же как сфера личного имеет прямое отношение к профессиональной.