Кли решил сочувственно наполнить свой стакан и нахмурился, обнаружив, что тот и так полон.
– А демон внутри вас проснулся?
– Немного, – ответил Пен, не желая излагать свой безумный опыт в такой компании. И он едва ли мог рассказать о книге Ручии Кли, который был поверенным Тигни.
– Значит, он не пострадал из-за внезапного переноса? – спросил Русиллин.
– Нет. Вроде бы.
Кли предложил ему еще мяса, от которого Пен, уже наевшийся до отвала, был вынужден отказаться.
– Я едва ли переживу еще хоть кусочек вашего щедрого угощения, милорд, – извинился он.
– Это меньшее, что я мог сделать. Однако хочу предложить еще одно излишество.
Русиллин направился к буфету и вернулся с тремя кубками из местного бледно-зеленого стекла. Он разнес их лично, как важный дворецкий. В кубках оказался золотистый ликер, пахший цветами. Пен думал, что подобные напитки подают в сосудах меньшего объема, однако лорд Мартенден явно не скупился на застолье.
– Попробуйте этот ликер. Его готовит одна хозяйка из нашей деревни.
Русиллин отсалютовал Пену бокалом и сделал глоток. Кли последовал его примеру.
Пен тоже поднял бокал в благодарном ответном тосте. Когда он поднес бокал к губам, голос у него в голове затянул:
Не зная, как еще поступить и почему, он подчинился. Ликер был приятным, очень сладким и насыщенным, но с горьким привкусом.
Пен вспомнил, что Ручия была шпионкой. Доверенным представителем. Преодолевавшим бурные воды, что бы
Жидкость во рту приобрела еще более мерзкий вкус, и Дездемона прошептала, вопреки ощущениям Пена:
Пен проглотил и выдавил из себя, почти не подавившись:
– Очень интересно. Пахнет ромашкой.
– Да, полагаю, это один из ингредиентов, хотя хозяйка очень тщательно хранит рецепт даже от меня. Говорят, ромашка очень успокаивает.
Русиллин с явным удовольствием сделал глоток из своего бокала и добродушно посмотрел на Пена. Очевидно, без макового сиропа ликер был намного приятнее.
По мере того как Пен медленно пил, разговор становился все менее связным. Теперь братья внимательно наблюдали за ним, словно кошки или собаки, избалованные подачками со стола, следящие за каждым хозяйским куском, готовые кинуться на приз. Когда Пен зевнул, не особо притворяясь после еды и неотравленного вина, они качнулись к нему. По телу Пена разлилось тепло, и он расстегнул ворот своей туники, хотя в комнате было прохладно – проникавший в узкие окна озерный свет потускнел, наползли вечерние тени.
Допив кубок, Пен сказал:
– Действительно очень успокаивает, милорд.
– Я передам хозяйке, что вам очень понравилось, – пообещал Русиллин и отнес кубок к буфету, где, повернувшись спиной к комнате, вновь наполнил его.
Откуда ей это знать? Пен легко изобразил остекленевший взгляд, когда Русиллин вручил ему второй кубок. Вкус оказался еще более горьким.
Не только видел, но и испытывал, пусть всего однажды. Наряду с повешением, похмелье было полезным уроком, который он усвоил в юном возрасте.
– Этот ликер можно использовать как снотворное, – произнес он заплетающимся языком.
– Верно, – согласился Кли, делая глоток из своего кубка, который остался почти полным.
Пен снова зевнул, еще шире.
– Простите, м-лорд, – пробормотал он и уронил голову на руки.
За столом воцарилась тишина.