Мы вышли из подъезда, в котором я чувствовала себя неуютно в своем наряде. Эрик полностью соответствовал себе: черный костюм, идеально сидящий на нем, серый галстук и белая рубашка. Когда мы сели в машину, он попросил взять из бардачка черную коробку, прошитую атласом, и достал из нее алый галстук. Я вскинула бровь, когда он завязывал его.
— Так лучше, — сказал он, глядя в зеркало на козырьке, и улыбнулся мне.
Не спорю.
Мы тронулись и поехали в центр города. Было светло, хотя солнце уже начало медленно опускаться к горизонту. Я всегда любила такое время суток, потому что мне нравился мягкий свет, который окружал все вокруг. Высокие дома стояли, окутанные легким сиянием, в окнах отражался желтовато — оранжевый цвет. Все вокруг выдавало приближающиеся сумерки, окутанные тайной. В общем — красиво.
Презентация, как назвал ее Эрик, проходила в лаунж — баре гостиницы Раддиссон, на двадцать четвертом этаже. Если быть точной, то на двадцать пятом. Этажом ниже был бар для посетителей и постояльцев, двадцать пятый был доступен только под бронь. Здесь я справляла свадьбу.
Супер.
Мы поднимались в отдельном лифте в кампании молчаливого администратора отеля. Он неловко улыбался, поглядывая то на меня, то на Эрика.
— Я вас узнал, — прощебетал он, глядя на меня
— Откуда? — я повела бровью, пытаясь подавить любопытство
— Вы у нас свадьбу справляли. Я видел вас на фотографии. Кажется, это было лет пять назад, или шесть, быть может…
— Шесть, — тихо выдала я, опуская глаза в пол лифта.
— Как ваш муж? — бесцеремонно спросил парень, и Эрик напрягся.
— Мой муж погиб, — ответила я, поднимая глаза.
— О, простите, я не хотел… — начал мычать администратор, двери лифта открылись, и он попятился к выходу, потупив взгляд.
Эрик взял меня за локоть и тихо сказал:
— Если хочешь, его здесь завтра не будет
— Не нужно. Пошли, нас ждут.
Он приобнимает меня за талию, устанавливая свои невидимые права, мы входим на площадку, и я вдыхаю прохладный июньский воздух. Под нами уже начинают загораться огни, где — то вдали солнце уходит за горизонт. Я бросаю взгляд на старый город с его высокими шпилями и флюгерами, потом на новые здания, не сочетающиеся с ними, и улыбаюсь. Я давно не видела вечерний Таллинн с этой высоты.
Эрик взял два бокала с шампанским с подноса официанта, и протянул один мне.
— Пить не обязательно, но держать в руках придется, — он улыбнулся и кивнул паре, стоящей неподалеку от нас. Отпил немного и потянул меня за собой. — Пошли. Мне нужно немного поработать лицом.
Мы подходили ко всем и каждому, здоровались и кивали. Эрик говорил преимущественно по — эстонски, изредка переходя на английский. Я не сразу поняла, почему, учитывая, что он прекрасно владеет русским языком. Позже он разъяснил:
— В эстонской среде есть большой пунктик по этому поводу, — шепнул он мне, когда мы стояли в стороне, — Обычно, заслышав русскую речь, эстонцы переходят на английский, даже если прекрасно владеют русским. Меня это бесит, — вздохнул он, проводя губами по моим волосам.
— Если бесит, почему ты так делаешь? — поморщилась я.
— Так принято, — он пожимает плечами, и улыбается Игорю, стоящему в дальнем углу площадки.
Я ничего не ответила, просто уставилась в свой бокал с выдохшимся шампанским. Я ходила, теребя длинную хрустальную ножку уже полчаса, и меня это начинало раздражать. Когда Эрик отошел поздороваться с Игорем и какими — то мужчинами, я поставила бокал на поднос официанта, проходящего мимо, и выдохнула. Так — то лучше.
К середине вечера я чувствовала себя как собака, у которой вместо шеи пружина, и она качается от каждого движения. Видели такие фигурки в машинах? Голова туда — сюда, туда — сюда. Странное ощущение. Еще хуже, было постоянно улыбаться. Иногда, мне казалось, что мое лицо треснет от натужных улыбок и фальшиво — радостных: «Tere[3]».
К концу вечера я не выдержала:
— У вас татуировка? — спросила высоченная блондинка наигранно высоким голосом, глядя на мою руку.
Она была, как силиконовая долина — вся сплошь из бокса и силикона. На две головы выше меня, плюс шпильки. Волосы цвета расплавленного золота, но слегка потемневшие корни выдавали фальшивость этого оттенка. Брови неестественно поднимались домиком, отчего ее хотелось «обнять и плакать».
— Да, и не одна, — оскалилась я, пытаясь изобразить улыбку.
— А мне свою пришлось вывести. Сделала по молодости какой — то китайский иероглиф. Хорошо, что шрама не осталось, — она изящно дотронулась до шеи, видимо в том месте и была несчастная наколка.
— Зачем вывели?
— Как же, милочка. Не по статусу, — блондинка брезгливо поморщила нос и поглядела на меня сверху вниз, как слон на мошку.
Я вздохнула, и качнула головой. Я хотела бы ответить что — то ехидное, но ее единственным и неоспоримым достоинством было то, что она первая заговорила со мной по — русски. Уже за это, я готова была ей простить все, даже этот надменный взгляд.
В этот момент Эрик приблизился ко мне, и снова приобнял за талию. Его спутник, лысоватый низенький мужчинка лет сорока тоже приобнял, только не меня, а блондинку.