Пепел державы

За последние годы хозяйство Михайлы достигло такого упадка, что на его возрождение уже не оставалось надежды. Разорение и вымирание Бугрового было лишь делом времени — если война продлится еще год-два. Поборы на военные расходы не уменьшались, выплачивать их было все тяжелее, а государевы воеводы, кажется, окончательно лишились разума, отправляют служилых на верную гибель. Душа Михайлы переисполнялась ненавистью к царю и воеводам, особенно после того, как на глазах его вырезан был весь гарнизон Сокола. Часто вспоминал Михайло и погибшего Фому — за что его верный слуга отдал свою жизнь? За безумного царя и бездарных воевод? Он не понимал, почему, обнищав, Михайло обязан был погибать под польскими саблями, потому решение покинуть Невель, напрочь уйти со службы было отнюдь не внезапным. И Михайло понимал, что ему грозит за это, но уже ничего не боялся — хуже и не могло быть. Потому сейчас он хотел лишь одного — упиться до беспамятства и забыть хоть на мгновение об царившей вокруг безысходности…

— Кто тут, Анна Архиповна? — послышался с печи настороженный шепот Дашки.

— Перестала хозяина своего узнавать? — усмехнулся в полный голос Михайло, откидываясь к стене.

— Тише, дети спят, — попросила Анна.

— Здравствуй, Михаил, — ответила оторопевшая Дашка.

— Чего уставилась? Поди, баню мне истопи, — велел Михайло, опрокидывая в себя очередную чарку. Анна сидела на своем месте совсем серая, будто в воду опущенная. На ее глазах Михайло, упиваясь брагой, превращался в животное.

— Хрен вам, а не служба, — проговорил он, провожая глазами проходившую мимо него Дашку.

— Тебя отпустили? Или ты сам..? — робко спросила Анна.

— Умирать нас там оставили… Великие Луки сдали… И нас сдали… Воеводы, твою мать! — сквозь зубы ругался Михайло и вдруг что есть силы ударил кулаком по столу.

— Матунька! — позвал из-за печи испугавшийся Матвей. Васенька тут же ударился в рев. Анна вскочила к детям, начала успокаивать их, метнув на мужа разъяренный взгляд. Михайло пристально, будто с придиркой, глядел на округлившийся стан жены, на ее оттопыренный живот, на располневшие руки. Хмыкнул, подумав о чем-то своем, взял жбан с брагой со стола и, шатаясь, направился в баню.

Дарья едва не столкнулась с Михайлой на пороге бани и, исподлобья глядя на него с недовольством, молвила:

— Еще не прогрелась, обожди.

Михайло, ухмыляясь, протянул ей брагу:

— Будешь?

— Не пью я эту гадость…

— Зайди! — велел он ей грозно. Дарья повиновалась, робко войдя в баню следом за Михайлой. Он все глядел на нее озорно, дыша в лицо бражным духом. Жбан отставил в сторону.

— А помнишь, как мы..? В былые годы где только ни любились…

— Что было — прошло, — опустив глаза, ответила Дарья.

— Ох, Дашка, — обхватывая рукой ее плечи, прошептал Михайло.

— Отпусти! Анна твоя увидит! — отбиваясь, попросила Дарья, а Михайло уже крепче прижимал ее к себе, лез рукой под подол…

— Отпусти! Закричу! — чуть не плача, молила Дарья.

— Только попробуй! Задушу! — схватив ее за горло, с придыханием, прорычал Михайло, выпучив свои страшные хмельные глаза. Он прижал Дарью спиной к бревенчатой стене и жадно мял ее, спуская с себя порты…

Михайло брал ее со звериной жадностью, терзая нещадно, и Дарья стояла, зажмурившись и закусив губу от омерзения. Когда наконец он вздрогнул и обмяк, Дарья оттолкнула его от себя что есть силы и, на ходу оправляя одежу, бросилась к дверям…

Когда она вошла в дом, Анна сидела в темноте на том же месте. Дарья остолбенела на мгновение, не решаясь вступить в горницу.

— Подойди! — жестко велела Анна. Повинуясь, Дарья робко подступила к ней, теребя в руках уголок лежавшего у нее на плечах покрова. В тусклом свете лампад она разглядела разгневанные глаза Анны, впившиеся ей в лицо, и не успела что-либо сказать, как увесистая пощечина ожгла ей левую щеку.

— Уйди с глаз! — глухо, с ненавистью проговорила Анна…

В дом Михайло так и не зашел — остался спать в бане. А утром, когда Анна пришла за ним, то увидела мужа спящим на полу в лужах рвоты и мочи. Растолкала его, борясь с омерзением, а Михайло, открыв глаза, сказал:

— Еще выпить принеси…

— Хватит тебе! Отпил свое! — ответила Анна с раздражением. Михайло неожиданно вскочил на ноги.

— Я тебе покажу, как перечить мужу! Тебе велено было — принеси! Убью гадину! — взвизгнул он, сжимая свои огромные кулаки.

— Ну, бей! — уставив руки в бока и выпятив свой огромный живот, крикнула Анна, но Михайло, схватив пустой жбан, метнул его в жену, благо, что промахнулся.

— Сука! Змея! Убью! — ревел Михайло, и Анна бросилась прочь из бани, захлопнув за собой дверь. У дома опустилась на скамью — в глазах отчего-то все потемнело, нутро будто огнем ожгло. Отдышалась, подождала, когда боль отступит, но и после не нашла в себе силы встать — спрятав лицо в ладонях, дала волю слезам. Услыхав шаги Дарьи, тут же взяла себя в руки, утерла слезы и велела ей:

— Хозяину своему отнеси еще браги! И прибери там за ним…

А под вечер в ворота постучался староста. Анна не пустила его на двор, говорила с ним через приоткрытые створки ворот.