Пепел державы

Казалось, он только начал погружаться в сонную негу, когда в шатер влетел один из слуг и начал кричать что-то нечленораздельное, указывая в сторону лагеря. В долю секунды литовский воевода, схватив саблю и натянув сапоги, вылетел из шатра и сразу понял, что времени строиться и отбиваться нет — его воины, рассыпавшись по лагерю, гибли в большом числе, а враги, одетые в простые зипуны, даже не в панцири, все появлялись и появлялись из тьмы.

Чудом Кмита выбрался из окружения и с остатками своего отряда возвращался к лагерю, в котором оставил остальное войско и пушечный наряд. Лил дождь, холод пробирался за ворот мокрой одежды, тьма была непроглядной, и земля Смоленская, коей в своих мыслях уже владел Кмита, казалась теперь чужой и страшной, порождающей, словно ниоткуда, своих непобедимых и бесстрашных стражей.

На запаленных конях отряд Кмиты прибыл в свой лагерь, где он приказал бросить весь обоз с награбленным, пленных и срочно отступать в литовские земли. Ратникам поначалу казалось, что их воевода сошел с ума, но прибывшие с Кмитой товарищи их, чудом уцелевшие в резне, заставили всех поверить в необходимость отступления. Еще не представляя, как разворачивать полк, как искать пути в непроглядной тьме в незнакомой местности, литовское войско начало отползать. Однако уйти далеко им не удалось.

Сразу с нескольких флангов их прижали и смяли. Войско без команды развернулось, дабы отбиться, но тщетно — драться было уже некому.

Литовский всадник на мгновение остановил коня, подняв его на дыбы, когда увидел несущуюся на него тень, удобнее взял в руки саблю, но неведомая сила вдруг завалила его скакуна в грязь, и он, придавленный конем и тяжестью своего панциря, не сумел встать. Конь бился и хрипел, видать, насмерть сраженный пулей. Литвин потянулся за лежащей рядом саблей, кою выронил при падении, но чья-то нога в покрытом грязью сапоге наступила ему на руку. Поднял глаза — над ним в тени стоял бородатый старик, и даже в темноте, что наполовину скрывала его лицо, литвин разглядел взгляд старика, холодный и безжалостный. Успеть достать из-за пояса кинжал и всадить ему в ногу — вот что тут же подумал воинственный литвин, и дернулся было, но Архип оказался проворнее и с хрустом всадил нож ему в глаз по самую рукоять…

Отряд смоленского воеводы Ивана Михайловича Бутурлина во весь опор преследовал противника, нещадно громя всех, кто попадался ему на пути. В полон не брали, убивали на месте. Войско Кмиты было разгромлено напрочь. Весь захваченный полон, обоз с награбленным и пушечный наряд были ими утеряны, немногие ратники смогли уцелеть и сбежать в литовские земли. Сам Кмита, по словам летописца, "еле пеш в лес утек", по преданию, потеряв при отступлении сапоги…

Лагерь пленных, где находилась Анна с детьми, был освобожден ранним утром. Не сразу все поняли, почему литовская стража устремилась прочь, хотя иные изготовились к отражению атаки…

Русские всадники наступали в два строя, обхватывая лагерь в кольцо. И несчастный люд, еще не осознавая своего спасения, бросился врассыпную — кто куда, лишь бы успеть сбежать. Где-то слышались одиночные выстрелы, крики — добивали литовскую стражу.

Анна, еще слабая после родов, влачила за собой детей, не зная, куда идти, куда податься, где найти убежище. Быть может, попросить помощи у тех русских ратников, что стоят поодаль…

И вот один, скинув шапку, ринулся Анне навстречу. Она замедлила шаг, пригляделась…

— Батюшка! — прошептала она, не веря своим глазам. — Батюшка…

Архип стоял перед ней в распахнутом зипуне, с саблей у пояса, и она бросилась ему на грудь, затем, зарыдав, упала перед ним на колени и обхватила его ноги. Матвей и Васенька во все глаза, изучая, глядели на не знакомого им дедушку, грозного, могучего и седого, на маму, что плакала у его ног…

— Все кончилось, донюшка, — проговорил до боли знакомый голос над ее головой, и Анна поняла, что, наконец, в безопасности. Теперь ей ничего не страшно…

Это была первая за долгое время победа московитян над противником, столь необходимая среди вездесущей безысходности и череды тяжелых поражений…

* * *

В конце октября 1580 года шведское войско осадило русскую северную крепость Корелу и спустя десять дней захватило ее, едва не уничтожив пушечными ядрами. Так Иоанн потерял огромную Корельскую волость, кою после столетий упорной борьбы по праву заполучила Новгородская республика еще три века назад…

Весть эта в крепость Падис[43] пришла довольно скоро, и престарелый воевода Даниил Чихачев срочно созвал военный совет. Ни у кого не было сомнений, что ежели шведы отхватили Карелию, то теперь возьмутся и за Эстляндию. Ревель хоть и не был захвачен русскими, шведское командование не решалось ослаблять гарнизон Ревеля, но теперь, когда с Карелии к врагам двинется подмога, наверняка русских начнут выбивать из Эстляндии. Постановили — привести крепость в полную боевую готовность. И многие заметили, как мигом помолодел старик Чихачев, как разом с него спала одолевавшая воеводу дряхлость, как в глазах его вновь воспылали озорные искры от предстоящих подвигов ратных.