Читаем Пепел державы полностью

Ночью старик, поднявшись через боевой ход на стену, осматривает укрепления, задумчиво глядит в пугающую холодную тьму, что мрачной бездной раскинулось за стенами крепости. Сухой старческой рукой он дотронулся до холодного камня высокого зубца, улыбнулся. Как родное дитя, Чихачев "выхаживал" разрушенную после захвата русскими крепость в 1576 году. Помнил, как в первый день, когда назначили его здесь воеводой, обведя опытным взором полуразрушенные каменные стены, развалившиеся башни, дал наказ младшим воеводам своим:

— Снарядите ратников да поезжайте по разные стороны! В округе полным-полно разрушенных монастырей каменных! Кладку разбирайте, везите сюда. Так и восстановим нашу крепость.

И вскоре потянулись в Падис груженные ломаным камнем возы, и так укреплялись наспех стены, заново возводились банши, и Чихачев сам помогал делать кладку, раздавал приказы, наблюдал, как со звоном долбили мерзлую землю, копая рвы. Сам копать не брался — силы не те. За четыре года смог восстановить твердыню, радовался, что отныне даже пушками строенные им стены не разбить, уж до прихода подмоги всяко выстоять можно!

Но теперь, когда слышно о падениях одной русской крепости за другой, надежда на любую помощь крайне мала. Гарнизон Падиса слишком малочисленный, а под началом уже легендарного шведского полководца Понтуса Делагарди, стоявшего во главе шведского войска, находились тысячи воинов.

Страшные вести приходят из Ливонии. Молвят, видели люди кровавую хвостатую звезду в небе, что предвещала беду, разорение и мор, и что чума вскоре выкосила всю Ливонию, где все города и деревни завалены мертвецами, и теперь "черная смерть" движется в Эстляндию. Отсюда еще одна беда — из-за чумы и значительной утраты крепостей уцелевшие русские твердыни в Эстляндии и Ливонии, отрезанные от нынешних границ России, перестали снабжаться съестными припасами. Чихачев вспоминал осмотренные им полупустые амбары и понимал, что ежели шведы возьмут в осаду крепость, то припасов хватит не больше, чем на месяц. А ведь здесь оставались еще мирные жители, коих также надлежало кормить! Необходимо урезать норму корма, но близится зима, и недоедание станет смерти подобно. Глядя со стены в пугающую черную пустоту, старый воевода, кутаясь в полушубок, поежился от пронизывающего холода и страшной неизвестности грядущего.

Старый воевода не ошибся — к концу октября один из шведских полков, посланных Делагарди, подступил к Пади-су. Здесь он был усилен выступившими из Ревеля шведскими и немецкими ландскнехтами. Колючий снег мел косо и густо, и за белой пеленой уже слышались командные крики шведов и гул разбредшегося по округе многолюдного войска.

Чихачев в облепленном снегом тулупе вышел к выстроившемуся гарнизону и, вглядываясь в лица ратников, кои с замиранием сердца взирали на любимого своего воеводу, молвил:

— Братцы! Дети мои! Настал и наш черед постоять за землю нашу! На моем веку шведов не раз били, отчего и теперь не побьем?

Лишь сотня воинов стояли перед ним, и больше половины — молодые мальчишки, пришедшие на смену сгинувшим в бесчисленных боях опытным ратникам. Многим из них ни разу не довелось участвовать в сражениях, и Чихачев видел, как с запавшими лицами, опустив головы, трясутся они в строю. И он, расхаживая, оправлял заснеженную бороду и говорил:

— Припасов у нас мало, сыны мои, хоть мужественно и безропотно приняли решение мое урезать вам корм, его надолго не хватит! Подмога к нам не придет, погнали ляхи наших далече отсюда! — Он указал одетой в рукавицу рукой куда-то в сторону. — Ведаем, что от шведов добра нам не ждать и отходить нам некуда! Так, быть может, покоримся воле Божьей и сделаем то, что должно?

Обернувшись и подняв голову, он поглядел на громаду строенных им стен, грозно возвышающихся на фоне снежной пелены.

— Содеял я все, что в силах моих, дабы защитить вас, дети мои! — сказал он, обращаясь не то к гарнизону, не то к крепостным укреплениям. Голос его осекся, в глазах показались слезы, он обернулся к ратникам своим и, сняв рукавицу, сжал все еще крепкий кулак и, воздев его, произнес:

— Стоять нам здесь насмерть! Так, покажем, быть может, тем, кто от ляхов бежит, как на Руси за Родину умирают?

Ратники, обнажив оружие, закричали громкое "стоять будем!", поддерживая своего воеводу. Иные падали пред ним на колени и кланялись. Утирая слезы, Чихачев с гордостью поглядел на своих ратников и кивнул:

— Быть посему!

Позже шведы отправили переговорщика, который верхом подъехал к закрытым воротам крепости и выстроившимся на стене ратникам принялся объяснять на ломанном русском языке, что сопротивление бесполезно, сюда идет еще более крупное войско и лучше сразу сдаться на милость победителя.

— Глянь-ка, ребята, нос какой отрастил, — хохотали на стене русские, глядя на яркое красное платье посланца.

— А голосистый какой! Карлуха!

— Ну-ну! Не разобрать ни черта, чего он там лопочет!

— А он по-нашему молвит, иль как, братцы?

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Отражения
Отражения

Пятый Крестовый Поход против демонов Бездны окончен. Командор мертва. Но Ланн не из тех, кто привык сдаваться — пусть он человек всего наполовину, упрямства ему всегда хватало на десятерых. И даже если придется истоптать земли тысячи миров, он найдет ее снова, кем бы она ни стала. Но последний проход сквозь Отражения закрылся за спиной, очередной мир превратился в ловушку — такой родной и такой чужой одновременно.Примечания автора:На долю Голариона выпало множество бед, но Мировая Язва стала одной из самых страшных. Портал в Бездну размером с целую страну изрыгал демонов сотню лет и сотню лет эльфы, дварфы, полуорки и люди противостояли им, называя свое отчаянное сопротивление Крестовыми Походами. Пятый Крестовый Поход оказался последним и закончился совсем не так, как защитникам Голариона того хотелось бы… Но это лишь одно Отражение. В бессчетном множестве других все закончилось иначе.

Марина Фурман

Роман, повесть