Пепел державы

Еще один штурм так же захлебнулся в крови русских ратников. Боевой дух падал все стремительнее, мертвых от болезней, снарядов и ночных вылазок шведов было все больше.

Через месяц русское войско отступило от стен Ревеля.

Глава 8

Июль 1577 года. Замок Вольмар[15], Ливония

О прибытии в Вольмар московского воеводы доложили ночью, когда Александр Иванович Полубенский, видный литовский военачальник и князь, мирно спал в своей постели. Весть эта его очень насторожила, и он, скоро собравшись, предусмотрительно надел под кафтан кольчугу, взял с собой стражников. Лишний раз с довольством заметил, как они вытягиваются перед ним, замирая — не все могут выдержать тяжелый взгляд бывалого полководца.

Шли темными холодными коридорами. Тяжелые шаги их отдавались гулким эхом в высоких сводах переходов.

— Где он? — осведомился князь у идущего рядом командира стражи, не оборачиваясь к нему.

— Отказывается заходить в замок, ждет во дворе.

— Ратники на местах? К бою готовы? — деловито и грозно спросил он вновь.

— Готовы, ждут только вашего приказа! — с готовностью бойко отвечал командир.

Князь зябко поежился, подавил зевоту, повел плечом. Вероятно, от приезда московского воеводы не стоило ожидать ничего хорошего. Год назад по приказу короля Стефана Полубенский совершил опустошительный рейд на владения московитов в Ливонии, пограбил и пожег деревни, побил крестьян, разбил мелкие московские отряды. Теперь же ему было приказано защищать Ливонию от грядущего вторжения московитов — о неизбежности войны знали все. Неужели прибывший воевода пришел о чем-то оповестить? Или, быть может, хочет услужить врагам своего царя?

Тимофей Романович Трубецкой ждал во дворе замка, облаченный в панцирь, верхом на боевом коне, окруженный отрядом таких же закованных в броню всадников. Полубенский вышел и остановился, не спускаясь к ним. Стражники плотной стеной встали за его спиной. Двор зловеще освещался огнями факелов, ратники на стенах и у ворот застыли, готовые к бою. Никто не пророют ни слова, не было никаких приветственных речей — все молча, с явным презрением, ждали.

— От государя нашего, царя и великого князя Иоанна Васильевича, тебе, старосте вольмарскому, грамота! — Трубецкой вынул из-за пояса грамоту, скрепленную крупной красной печатью, и протянул, не собираясь, видимо, слезать с коня. Полубенский дернул уголками рта, оценив столь неуважительный выпад со стороны царского посланника. Не привык видный и грозный литовский военачальник, истрепанный в многочисленных боях с московитами, шведами и татарами, к такому обращению. Положив руку на рукоять прицепленной к поясу сабли, он кивнул стражнику, и тот подбежал к Трубецкому, принял грамоту. После того московиты, развернув коней, направились к воротам. Полубенский, огладив свои висячие, похожие на подкову длинные усы, с прищуром глядел им вслед. Была мысль закрыть перед ними ворота и всех перебить, до одного, но не хотелось учинять прямо здесь бойню, к тому же бессмысленную.

Когда московские ратники покинули замок, Полубенский, наконец принял грамоту, мельком взглянув на царскую печать, изображающую двуглавого орла. Уже предчувствуя недоброе, он дал командиру стражи последние наставления и направился в свои покои.

Там, даже не теряя времени на переодевание, он уселся за письменный стол, на котором уже горели зажженные слугами свечи, сломал печать и развернул грамоту. Подпись к посланию гласила:

"Почтенному дворянину Великого княжества Литовского, князю Александру Ивановичу Полубенскому, дудке, вицерегенту бродячей Литовской земли и разогнанного Ливонского рыцарства, старосте Вольмерскому, шуту".

Волна гнева тут же прошла по нутру. Возмущенно сопя, князь принялся читать. Поначалу не понимал, что несет в себе это послание — царь будто пересказывал Ветхий Завет.

"Трехсолнечного Божества благоволением, и благословением, и волею — как говорит избранный Божий сосуд апостол Павел: "Мы знаем, что в мире не один идол, но нет другого Бога, кроме единого, ибо хотя и есть так называемые боги или на небе, или на земле, но у нас один Бог-Отец, и один Господь Иисус Христос, и один Дух Святой…" Когда сказал Бог: "да будет свет " — стал свет, и совершилось иное творение тварей как наверху на небесах, так и внизу на земле, и в преисподней…"