Читаем Пепел державы полностью

Василий так и не понял, долго упрямился, но покорился в итоге воле отца. А Федор начинал понимать, каких усилий стоила честь их семьи, и помнил, что довелось пережить за все эти годы их старому отцу, сейчас такому жалкому и слабому, что невольно ком вставал в горле.

Честь рода была превыше всего!

* * *

Белянка занемогла поздней осенью. Архип даже не сразу заметил, что жене все тяжелее выполнять работу по дому, понял лишь, когда все чаще слышал от нее: "Архипушка, я прилягу, пойду", стал замечать страшную бледность ее лица, струящийся по челу пот, закушенную до крови губу. Вот и сейчас, завидев, как Белянка, хватаясь руками за стены, тяжело бредет к лежаку за печью, Архип, нахмурившись, спросил:

— Ты чего? Болит где?

— Нутро будто узлом вяжет, — с придыханием отвечала Белянка, отворачиваясь к стене. — Сейчас полежу… полегчает, накрою снедать…

Архип оглянулся. У печи стоял пустой котел, капуста лежала недорезанной на столе — еще с утра Белянка говорила, что приготовит щи.

— Ну, я дров принесу и пойду работать… От воеводы новый наказ. А ты спи. Сам поснедаю что-нибудь! — тихо ответил Архип и таким же мрачным и задумчивым вышел из избы, надевая на ходу зипун. Пока возился с дровами, пока оканчивал намеченные дела, Белянка, ее измученное лицо и слабый голос не выходили из его головы. Даже заметил после, что стал рассеянным, и работа не шла, и все валилось из рук. Легкий голод после тяжкого трудового дня будто улетучился. Сделав над собой усилие, Архип углубился в работу, стараясь поскорее закончить, а когда пришел в дом, тихий и темный, и стал снимать зипун, увидел, что котел стоит на теплой печи, заботливо накрытый рушником, дабы не остыл. А Белянка лежала там же, отвернувшись к стене. Архип, тихо ступая, зажег лучину, налил себе щей, отрезал целый ломоть хлеба. Уже двадцать пять лет ни один вечер он не снедал в одиночестве и во тьме — Белянка и дети всегда были рядом, что-то говорили ему о своем, бабьем, хозяйском, а он жевал и слушал вполуха. Это было привычно настолько, что сейчас этот ужин казался Архипу чем-то странным, словно все это происходило не с ним. Он ел, пусто глядя в окно и молча двигая челюстями, обжигаясь и не чувствуя вкуса любимых щей с убоиной. Ему было тоскливо. И страшно…

Назавтра надобно сказать воеводе, пущай поможет с лекарями! Архип знал, что Белянка будет негодовать — не любила лишнего внимания к себе, потому редко жаловалась на что-то. Тем более не любила посторонних людей в доме. А через пару дней весь город узнает, что у кузнеца супруга больна. Ходить начнут, спрашивать, но не помощи ради, а так, из любопытства. В этом маленьком городке вести быстро разлетаются! Откусив крупный кусок хлеб, Архип крякнул от недовольства. Пущай! Плевать! О чем он думает? Белянку надобно было лечить!

Воевода толком ничем не помог, хмурился, отворачивался, даже про заказанные им кольчуги, коими занимался Архип, не забыл спросить. Едва обуздав вскипевшую ярость и обиду, Архип ушел от него прочь.

Очень скоро Белянка слегла и уже не вставала. Архип понял, что вести хозяйство, работать в кузнице и ухаживать за больной супругой у него не хватит ни сил, ни времени. С кузнечным делом решил закончить, отнес воеводе ту часть заказа, кою успел выполнить и предупредил, что не сможет пока работать из-за болезни жены. Воевода был недоволен, сказал, что денег пока выплатить не сможет, мол, доделай, что должен, а там и деньги будут. Архип не стал ругаться с ним, глянул с презрением и, не прощаясь, ушел.

— Аннушку бы увидеть, пущай приедет на последний погляд с внучками, — говорила Белянка, а Архип с болью выслушивал это и уже осознавал, что бессилен перед болезнью жены. Бессильна была и знахарка, кою Архип по совету соседей привез из дальней деревни, и боли усилились, пища и вода не задерживались в чреве больной, и скоро она совсем усохла.

Матрена помогала ухаживать за Белянкой, обмывала ее, стирала белье и постель, готовила Архипу еду. Он, дабы забыться, уходил в кузницу, где доделывал обещанный воеводе наказ.

Соседи все одно заходили, предлагая свою помощь. Одна баба, вдова умершего год назад ратника, уже глаз на него положила, то мимо пройдет, оботрется кошкой, то глазами стрельнет игриво. Архип никак не отвечал на эти заигрывания, иной раз хотел схватить эту бабу за косу и сбросить с крыльца. Он с каждым днем замыкался в себе все больше и не выходил в город, перестал стричь бороду и волосы. Видя, как угасает Белянка, он угасал вместе с ней.

И Архип, всегда сдержанный в своей любви к Богу, впервые за долгие годы осмелился у Него что-либо попросить.

Архип долго стоял подле ложа спящей супруги, глядел на ее седые волосы, на провалившиеся в черные круги глаза, на сеть морщин, паутиной покрывшее ее измученное, похудевшее лицо, похожее больше на обтянутый дряблой кожей череп. Подавив глубокий вздох, от коего сперло дыхание, Архип попятился в темноте к красному углу горницы и зажег лампадки, тускло осветившие лики Спасителя и святых. Архип встал пред ними на колени и, словно провинившееся беззащитное чадо, опустил чело.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Отражения
Отражения

Пятый Крестовый Поход против демонов Бездны окончен. Командор мертва. Но Ланн не из тех, кто привык сдаваться — пусть он человек всего наполовину, упрямства ему всегда хватало на десятерых. И даже если придется истоптать земли тысячи миров, он найдет ее снова, кем бы она ни стала. Но последний проход сквозь Отражения закрылся за спиной, очередной мир превратился в ловушку — такой родной и такой чужой одновременно.Примечания автора:На долю Голариона выпало множество бед, но Мировая Язва стала одной из самых страшных. Портал в Бездну размером с целую страну изрыгал демонов сотню лет и сотню лет эльфы, дварфы, полуорки и люди противостояли им, называя свое отчаянное сопротивление Крестовыми Походами. Пятый Крестовый Поход оказался последним и закончился совсем не так, как защитникам Голариона того хотелось бы… Но это лишь одно Отражение. В бессчетном множестве других все закончилось иначе.

Марина Фурман

Роман, повесть