Пепел и песок

Хташа бросила в меня снежок и смеется, как в глупом советском кино, когда скрипки-энтузиастки лихачат за кадром.

Дальше сцена очевидна. Я должен обернуться, засмеяться (шапочка с кургузыми оленями набекрень), схватить бойкую подружку, нежно опустить в услужливый сугроб, она повизгивает в горячем снегу, мое лицо склоняется над ее румяными щечками, она затихает, и в московском безмолвии я шепотом произношу: «Дура ты, ненавижу тебя, плетусь за тобой ради миски с потрошками. Чтоб ты тут околела, мымра!»

– А мы уже пришли! – Хташа рукавицей показывает на один из четырех бастионов, что с античным величием охраняют главную башню Университета. – Вот мой подъезд.

– Разве тут живут?

– Конечно! – Хташа открывает передо мной высокую дверь на вечных пружинах. – Живут. Эти два корпуса жилые. Профессорские.

– Я не знал.

– Что ты стоишь, как завороженный? Проходи. Я пока снег с сапог отряхну. Папа привез сапоги из Германии, следит, чтобы были в чистоте, а я по снегу набегалась… Проходи.

И я вхожу. На тоненьких ножках, в мокрых носках.

Под эти своды ступают исполины, гиганты, циклопы. Поклонись им, ничтожный, скорее, их мраморным лестницам, блестящим перилам, тяжелым светильникам, могучей лепнине, выдающимся урнам, непобедимым колоннам, великому лифту, гениальному полу.

Я допущен сюда, ах, какой дивный вечер, и от счастья такого я обязать издать клич первобытный. Ощутить свое тело, развернуть свои плечи. Стать немножко титаном. Ну, бычок-песочник, давай! Пусть Москва отзовется величавым мраморным эхом.

– Эй! Я здесь! Ээээй!

– Что значит «Эй»? – отвечает злобное эхо. – Что значит «здесь»?

Вахтер с лубянской выправкой, в жилетке на собачьем меху, поднимается из-за грозного стола. Я не заметил вахтера, так он слился с величием момента.

– Ты куда пришел вообще, а? – вахтер тянется к отставной кобуре. – Ты знаешь, кто тут живет? Иди быстро отсюда, пока не накостылял. Шантрапа!

– Василий Иосифович, вы что? – вступает Хташа за кадром. – Это ко мне.

Вахтер приветливо хрюкает и отдает Хташе честь недрожащей рукой:

– К тебе? Тогда понятно. Только что ж он вопит тут?

– А вам жалко, что ли?

53

Потом захватывающее действие перемещается в лифт, где дверь с гремучим гербом и большие матовые кнопки, каждая, как ночник. Гул вышколенного мотора. Я вижу маленькое лицо испуганного жучка: мое отражение в зеркале. В глубине отражения, в потерянном фокусе, магически улыбается Хташа, светятся зубы.

– Ты суп будешь?

– Суп?

– Да, у нас Роза делает прекрасные супы.

– Роза?

– Домработница. Которую я хотела прислать прибраться у вас в комнате. Будешь суп?

– Я?

– Ты!

– Наверно… А вы сами не готовите?

– Мы? – Хташа отряхивает воротник дубленки, в мое горячее лицо летят брызги. – Роза, кажется, харчо сделала.

– А сыр у вас есть?

54

Баста! – как говорят в моей Италии.