– Это вам, прекрасная дама! – и подносит цветы к лицу Катуар.
Она ахает, отворачивается. Я выхватываю букет из рук подлеца, кидаю в сторону, под ноги великой актрисы из пятого сезона сериала «Любовь и бедность навсегда». Катуар чихает.
Я встаю, приподнимаюсь на носки, чтобы достать до мыльного уха Пезделя:
– Быстро уйди.
– Как вам будет угодно. Но мы еще встретимся. Это будет оглушительная встреча.
Надо молчать, гладить Катуар по волосам и молчать. Но пакостник-драматург требует продолжения банкета.
– Катуар, не волнуйся, птица моя. – И к Пезделю: – Вы там в Сочи теракт задумали, гражданин? Хотите взорвать гостиницу «Перл»? Валяйте. Рассказать вам, в каких точках надо закладывать гексоген, чтобы здание рухнуло с полной гарантией? Эти секреты мне теперь не нужны, готов отдать.
– Мы сами владеем всеми нужными технологиями, господин Энде, будьте покойны!
– Вы обознались – я не Энде.
– А кто же, позвольте узнать?
– Саша Романов.
– Упс, какой реприманд!
– Да. Так всем и передайте, когда пойдете на эшафот.
– Надеемся узреть и вас на красной дорожке к нему! За мной, господа!
Катуар отнимает от глаз несчастную мятую салфеточку, глядит на меня, смеется:
– Он словно знал, что у меня аллергия!
– Может, утопим его в Сочи?
– Лучше закопаем в песке.
– Договорились. Принести тебе вина?
– Давай. Белого. Разбавь немного водой. А я пока найду в своей сумочке сыр, специально припасла для тебя как успокоительное, теперь все им пропахло!
Едва я поднимаюсь, меня настигает голос из прекрасного далека.
– Как я рада тебя видеть!
Проклятый аэропорт, вместилище неотпетых душ. Кто там? В малиновом берете ко мне тянет руки Румина. Грудь мучается под розовой майкой, но живот почти на свободе, пупок на уровне моих глаз, прицеливается. Я не видел ее одиннадцать лет, со дня свадьбы, когда она вдохновенно играла роль Хташиного свидетеля, отрывая под столом пуговицы немецких брюк Бурново.
– Как же я рада тебя видеть! Ты не узнаешь меня?
О, Румина-скотина, где были твои руки, твои груди и живот, когда я страдал под одеялом в маленькой зимней комнате общаги?
– Не узнаешь? Сашка!
– Узнаю. Куда пропала твоя щель между зубами?
– Давно уже! Я зубы новые сделала. И грудь. Мне уже не восемнадцать. Но это неважно. Сашка! Я же знаю, что ты теперь великий сценарист! – Она не замечает ядерного излучения Катуар, только позже обратится к врачам, глупая. – Когда мне сказали, что Марк Энде – это ты, я чуть не кончила, честно! А я теперь уже настоящая актриса. Сейчас снимаюсь в одном сериале на одном канале…
– В главной роли, надеюсь?
– Нет, Саш, пока не в главной. В главной – жена продюсера. Сам знаешь, как это у них. А может, ты для меня напишешь?
– Румина, не буду тебя обманывать. Не напишу. Никогда. Познакомься, это моя Катуар.
Румина кивает Катуар, обмеривая ее, как матерый столяр-гробовщик.
– Вы тоже актриса? – уныло спрашивает Румина.
– Я – несостоявшаяся диалогистка.
– Кто? А, я знаю, кто такие диалогисты! Ой, Саш, наш Бурново-то!
– Что с ним?
– Сделал тут мне предложение! Мужику уже 65 лет, а все черти пляшут.
– Я очень рад за вас.
– На хрен мне сдался старый историк? Я же актриса! Саш, а проведи меня по красной дорожке, что тебе стоит?
– Мы пойдем по ней с Катуар. Я бы вообще сидел в баре в этот момент, но Катуар требует.
Катуар бьет меня мягкой ладонью по колену:
– Я не требую, я хочу там быть с тобой. Вот и все.
Румина смеется, тронув берет алыми ногтями дракона:
– Сань, так пойдешь с двумя красивыми телками, разве плохо?
– Могу тебя познакомить с Борисом Мельхиоровичем, он на фестивале отвечает за телок, он тебя и поведет.
– Познакомь!
– При условии, что ты скажешь мне – кто был заказчиком тех фильмов. Ты наверняка знаешь.
– Исторических? – Румина хихикает.
– Да, воистину исторических.
– Я знаю. Но не скажу. Эти люди сейчас сидят там! – Румина указывает отточенным пальцем вверх. – А я, дура, спала с ними и хоть бы что поимела. Сейчас бы ездила в кадиллаке на собольем меху, если б догадалась, как они поднимутся.
Катуар склоняет голову, волосами щекочет мои губы, улыбается:
– Не волнуйтесь, Румина… Ведь вы Румина?
– Да. Вы меня в сериале видели?
– Не видела. Догадалась. Не волнуйтесь. Вы еще молоды. Ваш соболь еще бегает по тайге.
Румина кивает:
– Надеюсь. А ты красивая. Ну, увидимся! Тут где-то Мир Мирыч ходит с женой, он новый фильм снял, называется «Духовная жажда». Так пусть меня хоть виски напоит, импотент несчастный!
И уходит, чуть грустная, в мыслях тревожных о зоне бикини и целлюлите, который сгубил ее юность.
«Какая смешная», – думает Катуар, и я молча с ней соглашаюсь.
– А вина уже не хочу, – произносит она вслух.
Здесь прервем, Бенки, гул аэропорта – мы с Катуар очень устали. Мы сидим молча, глядя друг другу в глаза. Камера катится вокруг нас на услужливых рельсах, оператора чуть тошнит от вращенья, но он доволен кадром и терпит.
Может быть, тут остановиться уже? Дальше сюжета не будет? Все написано, и песок весь истрачен. Аэропорт – давно проверенное место для финала, идеальный локейшн, как сказал бы Йорген с усмешкой.
– Марк… Или как там тебя теперь?