Пепел Клааса

Mein Vater, sag mir, ob es wirklich Zeit
F"ur mich gekommen wieder Beten lernen?
Und den im Giftdunst l"angst erloschnen Sternen
Die Hoffnung abzules’n und Seligkeit?

Lass mich verstehen, ob der wahren Freude

Ich nicht f"ur immer abgestorben bin.
Und wenn auch so, ob es schon wieder Sinn
Hat, zu errichten Glaubensgeb"aude?

Sag» mir, ob’s nicht der blosse Fr"uhlingswahn,

Krankhafte Blumen von Illusionen,
Mit siechen Farben strahlende Trugsonnen
Sind, deren ich mich pl"otzlich nun entsann?

Vernunft zum Trotz gestehe ich: Ich will

Mit meinem Herzen glauben und lieben.
Mir ist egal, was mich dazu getrieben,
F"uhrst Du mich zum vorherbestimmten Ziel.

Ich weiss mit Sicherheit: Der Glaube soll

Entt"auschung und Verzweiflung "uberwinden.
Ich werd» mein Gl"uck auf dieser Erde finden,
Weil l"angst mein Name schon bei Dir erscholl.

***

Отец мой, скажи, действительно ли
Пришло мне время снова учиться молитве?
И угадывать в звёздах, давно погасших в ядовитом дыму,
Надежду и блаженство?

Дай мне понять, не навсегда ли

Умер я для истинной радости,
А если и умер, то есть ли смысл в том, чтобы вновь Возводить здание веры?

Скажи, вспомнившееся мне вдруг

Не есть ли просто весеннее безумие,
Болезненные цветы иллюзий,
Обманчивые светила, сияющие чахлыми красками?

Я признаюсь вопреки рассудку: я хочу

Верить и любить сердцем.
Мне безразлично, что мною движет,
Если Ты ведёшь меня к предначертанной цели.

Я знаю наверняка: вера должна

Преодолеть разочарование и отчаяние.
Я обрету своё счастье на этой земле,
Потому что моё имя давно уже прозвучало у Тебя.

— Дорогой Вы мой, — в голосе Сергея Павловича звучит сочувственная нотка, — да какая же мука живёт в Вас!

Немного помедлив, он заключает:

— Вы её действительно любите.

Тоннель. На лобовое стекло капает вода. Выезд закрыло стадо коров. Клаас маневрирует между лениво бредущими животными. Яма. Встречная машина. Снова на воле. Сергей Павлович кивает головой и произносит со странным энтузиазмом:

— Вам просто необходимо влюбиться вновь. Я понимаю, звучит кощунственно, но вера к Вам вернётся окончательно, когда в Вашей жизни появится женщина.

Эдик морщится.

— А Вы сами-то верите в Бога? — спрашивает он, с трудом скрывая досаду.

Старик задумывается, лицо его принимает серьёзное, и несколько даже отрешённое выражение.

— Видите ли, — начинает он после довольно долгого молчания, — в традиционном смысле, пожалуй, нет. Я всю жизнь занимался прикладными науками, а это способствует однобокому развитию. Вынужден констатировать, что мне не под силу усвоить великие религиозные предания, которыми жили мои предки. Но, как всякий честный человек, я, конечно же, не могу, да и не хочу, отрицать феномены, из коих вырастают религии. Я разработал квазирелигиозную концепцию для собственного пользования, так сказать. Эдакий суррогат религии и философии. Нужно же как-то увязать абсурдность бытия и его провиденциальность, закономерности с одной стороны и чудеса — с другой, веру и разум, если хотите.

— Что же это за теория такая универсальная? Теперь я Ваша публика.

— Как Вы уже можете догадываться, я исхожу из отношений: отношений между человеком и человеком, между людьми и природой, между природой и историей.

Сознание не представляется мне индивидуальным, изолированным. Сознание суть отношение.

— Интересно.