Пепел Клааса

— Бодрствующее сознание не терпит предсказаний будущего, отвергает веру в судьбу как суеверие, и, уж конечно, не допускает бессмертия души или воскресения умершего тела. Но интуиция выхватывает кусочки иной реальности из области, где нет причин и следствий, времени и пространства, и переводит их в область рационального. Так появляются «феномены» или чудеса, если угодно. Ведь всё выше перечисленное: время, пространство, причины, следствия, субъекты, объекты, решительно всё это суть явления планетарной психики, частью которой мы являемся. Это информация, а каждый индивидуум — её фрагмент. Каждый из нас является носителем определенной информации. Некоторым людям дано преобразовывать один вид информации в другой — они видят будущее, ходят по воде, сочиняют гениальную музыку. Другим этого не дано, и таковые живут строго в рамках одного измерения. Но информация сама по себе текуча, а потому текуча и реальность.

— Я бы с удовольствием записал Вашу теорию. Обещаю подумать, идеи очень интересные.

— Благодарю.

Приехали к Голубому Озеру. Клаас выходит из машины размять ноги и удивиться бирюзовому цвету воды в озерце. Сергей Павлович достаёт сотовый телефон и, щурясь, как бы слегка брезгливо набирает номер. Выражение озадаченности сменяется на его лице несколько деланой досадой.

— Вообразите, нет связи, — разводит он руками, приближаясь к Эдику стремительно. — Хотел позвонить, чтобы нас встретили.

Внизу дороги, у края которой остановились путешественники, небесного цвета речка взрывается пенными гребнями. Серые скалы нависают вопросительно.

— Как зовут Вашего сына? — неожиданно интересуется Сергей Павлович.

— Хельмут, — отвечает Клаас, будто ни мало не удивившись вопросу.

— Мужественное имя, — замечает Сергей Павлович одобрительно. — Не в честь ли последнего объединителя Германии назван?

— Нет, что Вы. Жене нравилось это имя. Heldenmut — мужество героя, так она толковала его. У неё была одна любимая дюреровская гравюра. Её обычно называют «Рыцарь, дьявол и смерть», хотя сам Дюрер именовал её просто «Всадник».

— Шедевр, шедевр, — соглашается Сергей Павлович.

— Клара часто повторяла: «страхи всегда нас будут одолевать, наступать нам на пятки, выглядывать из-за кустов. Но мы должны иметь мужество героя, как у рыцаря на гравюре. Только вперёд!» Впрочем, подождите.

Эдик бежит к машине и возвращается с дневником. Между страницами он отыскивает сложенный лист формата А 4 с гравюрой. На оборотной стороне каллиграфически выведенная надпись: «Meinem lieben Helmut. Habe immer Mut, egal was passiert. Du bist mein Held»2.

Сергей Павлович аккуратно берёт листок и разглядывает его, кивая головой, словно соглашаясь с чем-то.

— А фотографии супруги и сына нет с собой?

— Нет, я стараюсь не смотреть на фотографии. Храню её образ в душе, там она всегда живая, а фотография мертвит даже живого человека.

— Да, да конечно, конечно. Мне это так понятно. Я тоже не любитель снимков. Картина — совсем другое. Хельмут живёт с… Я запамятовал.

— С дальней родственницей, дочерью моей двоюродной бабки. Она забрала Хельмута в Германию сразу после смерти жены.

— Ну а Вы что же?

— Да дело это не быстрое, Сергей Павлович. Не имею я права въезжать в страну, пока ведомство по иностранцам рассматривает мой «антраг».

— Ну да, наслышан.

— И потом, если честно… — Эдик мнётся, подыскивая слова.

— Поезжайте, поезжайте, — старик внушительно сдвигает брови, — там ведь у Вас сын.

Эдик вспоминает двухлетней давности разговор с маминой подругой, тётей Фридой.

— Edje, wann kommst do r"ower? — доносилось из трубки. — Deine Moddr hat mr gesaacht do kommst in zween Johr. Es is doch kut hier in Teitschland. Edje, komm, ich lur uf dich3.

Кроме Клаасов у тёти Фриды никого не осталось, все родные сгинули при пересылке и в трудармии. Замуж второй раз так и не вышла. Она приезжала из Караганды помочь Амалии Вольдемаровне с Эдиком. Тихая мирная женщина. В Германии ей обеспечена спокойная одинокая старость.

— Поеду, конечно, — Клаас опускает голову. — Ради ребёнка поеду.