Пепел короля, проклятого звездами

Выражение его лица подсказывало мне, что я увижу, когда обернусь, и все равно у меня перехватило дыхание. Вражеские воины надвигались одновременно: ришане с воздуха, появляясь из разрывов в облаках, а кроверожденные – по земле, волна за волной.

Их было очень много.

Наша армия, которой я так обрадовалась, теперь казалась мне ничтожно маленькой. После недавнего сокрушительного поражения удалось собрать лишь остатки сил, верных нам с Райном. Мы так надеялись, что этого окажется достаточно. Богиня свидетельница, нам было просто необходимо, чтобы этих сил хватило.

Оставалось только верить, что их хватит.

Я повернулась к Райну. Он стиснул зубы и свел к переносице брови, отчего глаза стали еще краснее.

Раньше чем он открыл рот, я уже знала, какие слова услышу.

– Ты иди, – сказал он. – Я вместе с нашими буду держать оборону.

Теперь я понимала чувства Райна, когда заявила ему, что в туннель пойду одна. Каждая частичка моей души противилась его словам. Мне хотелось его удержать, хотелось умолять, чтобы не ввязывался в поединок с тем, кто чуть не убил его. На какое-то мгновение я целиком оказалась во власти этого порыва. Но не поддалась ему.

Райн не мог отправиться со мной в туннель и, как бы ему ни хотелось, не мог отговорить меня.

Мы обошлись без ненужных слов и невыполнимых просьб.

Судьба не оставляла нам выбора. Я должна была отправиться в туннель одна. Райн должен был повести верных ему солдат навстречу смерти. Только он мог (хотелось думать, что сможет) отвлекать Симона, пока я не найду другое, более действенное оружие.

Никто из нас не выбирал свою роль. Но эти роли были частью нас, они впечатались в наши души столь же отчетливо, как печати наследников – в кожу.

Трудно описать звук тысяч крыльев. Низкий, зловещий гул, похожий на раскаты грома. Последний раз я слышала этот звук в раннем детстве, когда, стоя у окна, увидела, как крылья в небе заслонили луну.

Тогда я потеряла все.

Враги быстро приближались. Гул заставил меня говорить громче.

– Устройте им ад кромешный, – сказала я. – Хорошо? Ни в коем случае не дай ему победить.

– И не собирался, – ответил Райн, и уголок его рта дрогнул.

Я отвернулась. Мне нестерпимо давило грудь. Невысказанные слова ощущались тяжелым грузом внутри.

Но Райн схватил меня за руку, развернул к себе и крепко обнял.

– Я люблю тебя, – сказал он. – Я… мне нужно, чтобы ты это знала. Я люблю тебя, Орайя.

Он порывисто и грубовато поцеловал меня и исчез, не дав мне вымолвить ни слова.

Я осталась стоять перед входом в туннель. Меня пошатывало от трех услышанных слов.

«Я люблю тебя».

Они продолжали звучать у меня в ушах. Может, от этих слов или от магии места, но голова моя закружилась, ноги стали ватными, грудь сдавило, а в глазах появилось жжение.

Я смотрела, как Райн поднимается в воздух, направляясь к стене темноты.

Песчинка против волны.

И вдруг я почувствовала себя совсем маленькой. Вспомнилось, как Винсент твердил, что я слабая и беспомощная, а мир, в котором я живу, всегда будет меня ненавидеть. Тогда почему я оказалась здесь, у подножия отцовского наследия, сражаясь за правление королевством, где, если верить его словам, мне не выжить?

Я повернулась к туннелю. Темнота была неестественной и всепоглощающей.

«Тебе не захочется видеть то, что внутри», – раздался в ухе шепот Винсента.

Его голос был непривычно грустным. Казалось, ему стыдно.

«Нет, – подумала я. – Это ты не хочешь, чтобы я увидела спрятанное тобой».

Почти двадцать лет я видела лишь то, что выбирал для меня Винсент. Мое поведение было лишь таким, какое устраивало его. Я создавала себя его руками, держалась в рамках, куда он меня загнал, и не смела шагнуть за их пределы.

Это было удобно. Создавало иллюзию защищенности.

Но сейчас слишком многое зависело от меня, чтобы проявлять прежнюю робость.

И я шагнула в темноту.

Глава шестьдесят шестая

Райн

Что-то может подумать, что почти за трехсотлетнюю жизнь вампира я перестал испытывать чувства, присущие человеку. Кто-то может подумать, что после двухсот лет свободы я перестал верить словам, услышанным однажды от Некулая.

Разделительная черта всегда оставалась четкой: мы против них. Обращенным всегда были свойственны признаки человеческой слабости и человеческих недостатков. Я слишком долго вырывал из себя все, что свидетельствовало о подобной слабости. Телесно я был сильнее, чем когда-либо. Возможно, даже сильнее Некулая.

Но когда я взмыл в ночное небо, ставшее зловеще, неестественно черным от крыльев ришанских воинов, я испугался.

В юности я считал, что храбрость означает отсутствие страха. Нет. Впоследствии я убедился: отсутствие страха – это глупость.

Я позволил себе на полминуты поддаться страху, глядя на нескончаемые толпы врагов, после чего справился с ним.

Свернув влево, я полетел навстречу Вейлу. К этому времени армия разделилась. Отряды Кетуры устремились к земле. Их трепещущие крылья напоминали черный дождь, изливающийся на пустыню. Воины Кетуры спешили на помощь людским отрядам, чтобы вместе противостоять кроверожденным.