Пепел над пропастью. Феномен Концентрационного мира нацистской Германии и его отражение в социокультурном пространстве Европы середины – второй полов

Привилегированными становились те, кто, будучи насильно всаженным в почву Концентрационного мира, сумел в нее не только врасти, но и начать развиваться с ее помощью. Мнение «привилегированных» в значительной степени формировало «общественное мнение» лагеря, которое, интериоризируясь, изнутри бессознательно подавляло способность к самостоятельному мышлению и образу действий у основной массы узников. Таким образом, не столько действия эсэсовцев, сколько поступки именно «привилегированных» узников, энергия отталкивания лагерных «социальных страт» становились одним из основных источников насилия и одной из ведущих причин смерти заключенных.

Крушение Концентрационного мира не принесло выжившим узникам ожидаемой свободы. Тотальная деаксиологизация жизни не давала возможности выжившим вернуться к полноценной жизни, так как единственно достоверным опытом становились годы, проведенные в заключении. Попытки призвать виновных к ответственности наталкивались не только на отсутствие чувства вины у убийц, их пособников и руководителей и не только на наличие чувства вины у узников и нежелание государства всерьез заниматься этими проблемами, но и на непонимание самих узников, в каких формах должна быть воплощена эта ответственность. Поэтому главным итогом стремления узников к возмездию стала концепция «коллективной вины» немецкого народа, концепция, которая вызывала сомнения в своей целесообразности даже у некоторых узников и которая сегодня стремительно уходит в прошлое. Именно Концентрационный мир поставил перед Европой проблемы вины, искупления, возмездия, забвения, исторической памяти, и дискуссии на эту тему, особенно сегодня, когда бывших узников лагерей почти не осталось в живых, идут особенно активно.

Следствием Концентрационного мира стал межпоколенческий конфликт, особенно ярко проявившийся в 1960-х годах, когда в активную жизнь вступило первое послевоенное поколение, обнаружившее, что их родители виновны в произошедшем. «Наиболее чувствительные из молодых немцев начали подозревать почти в каждом человеке старшего возраста нацистского преступника и каждого человека считать способным на преступление»[842]. Они задавали своим родителям главный вопрос: «Что стоят ваши ценности, культура, Церковь, мораль, если все вместе они не смогли предотвратить Освенцим?»

Не получая ответа, они начали искать новый, неизолгавшийся, вещественный, вербальный, телесный язык, который мог бы выразить их отношение к миру. Молодежные демонстрации и бунты прошли в ФРГ, США, Мексике, Югославии, Бельгии (примечательно, что среди лозунгов молодежных бунтов в ФРГ был «Нельзя говорить с людьми, которые создавали Освенцим»). События 1968 года у Сорбонны во Франции стали символом нонконформизма шестидесятых. На этой почве возникла культура рок-музыки, второе рождение пережили левые идеи, неформальные движения, стремительно развивалась идеология пацифизма, локальные войны вызывали многотысячные антивоенные демонстрации. Таким образом, Концентрационный мир стал той чертой, перейдя которую Европа изменилась навсегда.

В наши дни нередко представляется, что урок, преподнесенный нацизмом, настолько показателен, что не может не быть усвоен, а жертвы настолько масштабны, что надежно предохраняют современный мир от рецидивов. Действительно, при рассмотрении Концентрационного мира возникает соблазн впасть, согласно терминологии Б. Бевенаржа, во «временное манихейство» – убеждение, что концентрационные лагеря есть маркер трагического, отрицательного прошлого, которое не способно продолжиться в настоящем и будущем. На самом деле это не так. В 1930-х годах никто не мог представить, что сочетание безукоризненного порядка, техники, государства и насилия может привести к такому страшному результату.

Однако, невзирая на осознание произошедшей катастрофы и прошедшие с ее момента годы, к настоящему времени не исчезло ни одно из социальных условий, сделавших возможным Концентрационный мир. «Никакие эффективные меры, которые предотвратили бы появление подобных катастроф, так и не были приняты»[843], – пишет З. Бауман. Опыт Концентрационного мира рекапитулируется сегодня в коллективном политическом бессознательном, по-разному проявляя себя. Все чаще современные политические режимы используют насилие вместо дипломатии, реализуя формулу, выработанную за колючей проволокой нацистских лагерей, которую можно сформулировать так: «Человек есть просто полезный и необходимый предмет для реализации государственных стратегий».