Маг хитро улыбнулся маг.
— Знаешь, что будет, если раздувать тлеющие угли в костре?
— Конечно, — не задумываясь, ответил Игнат. — Угли загорятся, и будет огонь.
— Вот именно, — Маркус устало улыбнулся. — Пламя питается воздухом. Он необходим ему, как и любому из смертных. Господин
— Намекаешь, что я плохо учился, раз не вспомнил об этом? — усмехнулся Игнат.
— Никогда не поздно научиться вновь, — Маркус потрепал рыжие волосы. — Сегодня я бы с удовольствием отдохнул, а вот завтра утром — приходи сюда. Только посох не забудь. Мне нужно рассказать тебе кое-что важное и проверить одну догадку…
Весь оставшийся день Игнат боролся с соблазном расспросить учителя о завтрашних планах, но Маркус, вне всякого сомнения, заслужил отдых. Между тем, вечером юноша узнал от служанки причудливую версию сегодняшних событий, которая родилась после того, как случившееся обсудили все — от последнего поварёнка до фрейлин принцессы Мерайи.
Якобы господин нынешний верховный маг решил унизить Рейквина, заявив, что даже его престарелый наставник способен одолеть эльфа, куда уж бывшему верховному магу тягаться с ним самим. А ещё будто бы Игнат потом велел отвести Рейквина на конюшню и окунуть в лохань с водой, чтобы тот охладился после жаркой битвы. Юноша думал было оспорить этот вздор, но потом решил, что тем самым породит новые кривотолки, так что пусть всё остаётся как есть. Он слишком хорошо знал, как стремительно разносятся слухи, чтобы пытаться с ними бороться.
Глава 6
Пока Маркус не забрал Игната в Академию, его детство проходило на улицах Дракенталя. В те годы в тёмных закоулках города заправлял невзрачный на первый взгляд мужчина, который давал кров и пищу доброй половине городских уличных детей.
Игнат не помнил, как попал в Большой дом, стоявший в Голодном тупике между лавкой чучельника и часовенкой святой Стефании-чадозаступницы. Не знал он и настоящего имени его владельца: всем, кто «работал» на этого человека, он велел называть себя папашей Кройном и никак иначе. Одного этого имени, произнесённого в нужный момент, хватало, чтобы избежать неприятностей: даже стражник, поймавший за руку на краже, мог отпустить, услышав «я сынок папаши Кройна». В худшем случае стражник мог отвести Игната к самому Папаше в Большой дом, и тогда тот мог выпороть, но не за саму кражу, а за то, что попался.
Впрочем, это было ничто в сравнении с тем, что у любого «сынка» или «дочки» Кройна всегда была крыша над головой и миска похлёбки утром и вечером. Взамен нужно было всего лишь говорить то, что требуется, и там, где требуется, а ещё внимательно слушать. Каждое утро Папаша отправлял их в разные концы города, где они распускали слухи и подслушивали то, что велено. Зачем всё это было нужно, Игнат тогда не понимал, но иногда в Большой дом приходил невысокий человек в накидке с капюшоном, который долго говорил с Папашей в отдельной комнате.
Однажды в жаркий день, когда Игнат простудился, ему пришлось остаться в Большом доме, этот незнакомец пришёл в очередной раз. Едва переступив порог дома, он снял капюшон, и мальчуган увидел блестящую от пота лысину. После этого человек присел и, хитро прищурив маленькие внимательные глаза, вложил Игнату в ладошку серебряную монету. «Надеюсь, ты никому не скажешь, что видел меня здесь, мальчик», — сказал он. В этот момент на лестнице появился папаша Кройн и, поприветствовав гостя, ушёл вместе с ним в комнату. Из тех лет Игнат мало что помнил так детально, как ту встречу.
Ярче этого было только воспоминание, как однажды вечером, когда усталый рыжий мальчишка вернулся в Большой дом, он увидел молодого русоволосого мужчину. Весь его вид говорил о том, что руками этот тип точно не работает, он был похож, скорее, на купца или одного из тех надменных ювелиров с Золочёной улицы, которые видели в уличных детях лишь грязь под ногами. Но когда Папаша подозвал Игната, тот увидел, что лицо у незнакомца вовсе не надменное, а глаза добрые и к тому же зелёные, прямо как у него самого.
— Так значит это ты Игнат? — спросил незнакомец. — Моё имя Маркус Аронтил. Говорят, иногда ты можешь делать такое, чего другие не могут.
Мальчик смутился и взглянул на папашу Кройна. Тот в ответ кивнул, и Игнат сбивчиво заговорил:
— Иногда… Когда я злюсь или боюсь, я могу… Сделать другим больно. Тогда из рук идёт огонь. Иногда я не могу его остановить, и меня обливают водой, чтобы прекратил. Мне за это очень стыдно. Особенно, когда я обжёг хромую Кэти. Теперь она обиделась и не хочет со мной говорить.
— Не мог бы ты продемонстрировать свои умения? — спросил человек и добавил: — То есть, показать, как ты это делаешь.
— Не знаю… Я не могу делать это, когда захочу. Только если разозлюсь или испугаюсь.
— Может, розги тебе помогут? А, Игнат? — прохрипел папаша Кройн.