Пепел перемен, Том 4: Ни богов, ни королей

Хоб пришёл в башню ближе к утру. Он любил вздремнуть под конец ночной смены, а если у камеры дежурил Верн, у того с собой почему-то всегда были карты и немного креплёного вина, что невероятно радовало пухлого тюремщика. Вот и сейчас он спускался по лестнице в отличном настроении, рассчитывая поживиться выпивкой и в очередной раз обыграть напарника в карты.

Верн сидел со скучающим видом, барабаня пальцами по столу, на котором стояла полная бутылка.

— Вот за что тебя люблю, Верн, ты всегда к моему приходу готов, — усмехнулся Хоб, шмыгнув носом. — Бутылочка полнёхонька, меня дожидается…

— Рановато ты сегодня, — ответил тот. — Пленник-то наш без тебя заскучал. С Хобом, говорит, не соскучишься, а скоро уже выпустят.

— Да ну его к чёрту, — махнул пухлой рукой тюремшик. — Я решил начальству не докладывать. Уж больно этот бродяга смахивает на безумца, а безумец даже под пытками ничего дельного не расскажет. К королю он собрался… Пусть лучше меня развлекает своими байками, а как сдохнет, так и окажется на свободе. Ну, раздавай, а я пока пригублю…

Хоб присосался к бутылке, но, сделав пару глотков, скривился и с отвращением посмотрел на Верна.

— Что за дрянь ты принёс? — толстяк принюхался и отшатнулся. — Где брал?

— Там же, где и всегда.

Хоб принюхался снова и подавил рвотный позыв.

— Чёрт возьми… Оно же прокисшее! Будто не вино, а уксус…

— Тебе в самый раз, — донёсся из темноты камеры голос Таринора.

— Чего-чего? — прищурился Хоб. — А ну повтори!

— Говорю, дрянное пойло для такой свиньи в самый раз будет.

— А ну язык прикуси, пёс шелудивый! — рявкнул тюремщик и ударил дубинкой по решётке.

— На большее смелости не хватает? Помнится, ты грозился повесить мой язык на верёвочку, чтобы за девками ухлёстывать. Видать, беда у тебя с ними. Немудрено, с такой рожей-то.

— Ещё одно слово…

Хоб побагровел от злости, и несколько секунд из камеры не доносилось ни звука.

— Так-то лучше, — проговорил он и вновь стукнул по железным прутьям. — Заткнись и сиди. Ну, Верн, с выпивкой не сложилось, хоть в карты сыграем…

— Когда я впервые тебя увидел, подумал, что твоя мамаша согрешила с хряком. Скажи-ка, ты у неё один такой или вас целый выводок?

Хоб сжал кулаки, задрожал всем телом и, сорвав ключ со стены, принялся отпирать замок камеры.

— Я убью тебя, ублюдок, — приговаривал он. — Дай только дверь открыть, собственными руками придушу!

— Ну давай, давай, попробуй…

Однако, когда тюремщик распахнул дверь, то кровь тут же отхлынула от его лица. На свет перед ним вышло то, чем пугают нерадивых детей и запойных пьяниц: покрытая щетиной тварь с парой острых рогов, когтями и копытами, в чьих глазах пылал огонь Преисподней.

— Вот и пришёл тебе конец, Хобарт из Рыбного переулка! — проговорило чудище жутким траурным басом, после чего взмахнуло крыльями и подлетело совсем близко. — Твоя душа теперь моя.

Дубинка и ключ выпали из рук побледневшего тюремщика. Хоб беззвучно шевелил губами, хватая ртом воздух, как вдруг что-то врезало ему по лицу из темноты с такой силой, что он тут же обмяк и распластался по гнилой соломе.

— Наконец-то, — выдохнул Гурх, опускаясь на пол. — Крепко же ты его приложил. Бедняга, кажись, обгадился. Или у него из пасти так несёт…

— В этом, скорее, твоя заслуга, — сказал Таринор. Он перешагнул через тело тюремщика и вышел из камеры. — Впрочем, я удивился не меньше. Не знал, что ты умеешь летать.

— Недолго и не высоко. И предпочёл бы делать это как можно реже. Думаешь, это я специально такую жуткую рожу скорчил? Да у меня от натуги чуть глаза не вылезли!

— Ладно, мне пора, — перебил наёмник. — Спасибо вам обоим. Как будет время, загляните в ригенский банк, с меня бутылка вина.

* * *

Когда Таринор полной грудью вдохнул столичный воздух, который в сравнении с темницей казался невероятно освежающим, уже наступило утро. Город был готов вот-вот проснуться, и наёмник, не мешкая ни секунды, побрёл как можно дальше от башни, чтобы его не заметила стража. К счастью, первый встреченный стражник, пройдя мимо, улыбнулся и спросил:

— Тяжёлая ночка, да?

— Ты даже не представляешь, насколько, — изо всех сил попытавшись улыбнуться, ответил Таринор. — А уж выпивка совсем дрянь…

Столица оживала рано. Лавочники спешили открыть лавки, откуда-то доносился стук кузнечных молотов, а справлявшие малую нужду на улице пьянчуги уже старались делать это украдкой. Утро наполняло горожан жизнью, только вот наёмнику казалось, что на него это не действует. Он бы многое отдал сейчас за миску наваристого айнтопфа и тёплую кровать. Да что там, Таринор был бы рад и краюхе хлеба, да лежаку. Впрочем, тем беднягам, что уже сидели вдоль улицы с протянутой рукой, повезло меньше.