Наконец, ранним утром он достиг Симферополя. Даже здесь, на благословенном юге России уже чувствовалось дыхание осени, и по утрам было очень холодно. Кильчевский уже смутно помнил, где именно располагался Алексешенко и Нефедов, все-таки, это был незнакомый город. К тому же, в свете всех военных действий, город стал просто каким-то пугающе пустым. Все военные были или в Таврии, или в штабах Севастополя, на улицах виднелись немногочисленные дамы или беспризорники. Кроме того, Кильчевского настораживал тот факт, что при пересечении фронта никто его не встретил. Никто из знающих людей, естественно. Ведь они не могли не знать или не чувствовать, что он вернулся. Задание было довольно серьезным, но с самого фронта он не чувствовал ни единого флюида магии. Неужели, те, кто охраняет Крым, покинули его? Или занялись какими-то другими делами?
Наконец, он нашел нужный дом. Долго стоял, не решаясь войти, потом несколько раз глубоко вдохнул и толкнул дверь.
Глава 8
Внутри почти ничего не изменилось. Он зашел в знакомый кабинет и увидел истощенного и бледного Алексешенко. Тот поднял глаза на гостя и долго смотрел, словно пытаясь вспомнить, кто он такой.
— А ты храбрец, — наконец он выпалил. Не думал, что после провала у тебя хватит мужества вернуться. А ты, ишь, удивил. Ну, садись, рассказывай. Я пока не решил, разорвать тебя на части или нет. Будешь юлить или врать о своем героизме — точно разорву.
Кильчевский сел и закрыл глаза.
— Прежде, чем разорвете, могу я поинтересоваться ситуацией на фронте?
— А твои красные кураторы еще не рассказали, — огрызнулся Алексешенко.
— У меня красных кураторов нет, а был я в плену. Они говорили, но им верить не стоит, наплетут тебе, что уже под Парижем стоят.
Подполковник долго на него смотрел.
— Да ничего хорошего. С Кубани все эвакуировались более-менее успешно. Много казаков к нам присоединились, большое пополнение в лошадях. А так, в общем, операция неудачная. Кубань устала от постоянной войны, да там и людей-то особо не осталось. Высадились, походили по станицам и ушли обратно.
— А что с Колковым случилось, не знаете? Мы оба попали в плен, но я не знаю, что с ним стало.
— С кем? А, понял. Он погиб от ран у наших. Не знаю подробностей.
Печаль обрушилась на Кильчевского. Конечно, есаула он знал не так долго и хорошо, но это был человек, с которым многое прошли. И очень грустно, что он все-таки погиб. Радует только то, что он все-таки каким-то образом попал к своим и был в итоге похоронен на родной земле.
— А в Таврии что?
— Да ничего!-Алексешенко резко поднялся и заходил по кабинету. Этот интриган Врангель только в подковерных играх силен, а как только надо принять ответственное решение, сразу прикрывается заседаниями, решениями Штаба, консультациями с союзниками, меморандумами и прочим. В общем, французы требуют одно, на фронте — другое, стратегия — третье, а генерал пытается угодить всем, и в то же время не позволить кому-то слишком проявить себя, чтобы его затмили. Поэтому, как только кто-то из военачальников начинает добиваться успехов, Врангель тут же ослабляет его, чтобы успехи сменились поражениями. А так мы далеко не уедем.
— Так что нам делать?
Алексешенко вздохнул.
— Все пытаются убедить его, чтобы отвести войска назад в Крым, к Перекопу. У нас, как это ни странно бы не звучало, сейчас гораздо больше людей и техники, чем полгода назад. И эта настоящая армия, а не бандитские отряды, с организацией, дисциплиной, вооружением и хорошим снабжением. Мы не можем отвоевать всю Украину, даже когда все силы красных в Польше, а что будет, когда они вернутся?
— Совсем нет шансов?
— Все было бы ничего, кроме одной занозы. Каховский плацдарм. Блюхер там вгрызся зубами и перемалывает наши силы. Бросаем и самолеты, и танки, работаем по всей военной науке, как на германском фронте — все без толку. Кутепов вон, на коленях умолял Врангеля не посылать людей на бойню. Знаете, что он ответил? Он просто решил наградить всех, кого отправляет на смерть. Такая практика, если одержал победу с минимальными потерями — значит, подвига не было и наград не будет. Если потерял половину людей и технику — значит, был тяжелый бой и надо поощрить. Да после разгрома Жлобы, когда попали в плен тысячи красных, которых было так много, что все военачальники испугались, особых успехов-то и нет. Нет, с такими идиотскими подходами нам не победить.
— А как дела на… другом фронте?
Лихорадочный блеск в глазах в глазах подполковника исчез, а в зрачках теперь виднелась только кладбищенская неумолимость.
— Что тебе сказал Фрунзе?
— Так вы зна…,-он осекся. Конечно, знает. Будто забыл, что разговаривает с могущественнейшим магом в радиусе сотен километров. Он мне передал предложение лично вам.
— Слушаю.
— Вы должны прекратить поддержку безнадежного дела. Зачем растрачивать силы и время.
— И что мне это даст?
— Или союз между двумя центрами силы, с их стороны принципиальное согласие получено. Или, предложение вам лично вступить в ЦК.