Алексешенко молчал, и чем дольше продолжалось это молчание, тем сильнее нарастало изумление Кильчевского. Он-то думал, что тот с гневом откажется или молча уничтожит его, однако нет. Алексешенко встал, прошелся по кабинету и закурил сигару.
— Ну, насчет предложения лично мне, это невозможно, он и сам знает. Просто, дает иллюзию выбора. А насчет союза… Почти наверняка не получится, сколько попыток было. Но я такие дела не решаю, надо доложить… эм… старшим коллегам.
— Так, что теперь со мной? — неуверенно спросил Кильчевский.
Тот метнул на него злобный взор.
— Надо было бы тебя, конечно, предать страшным пыткам за провал задания. Но старое правило гласит, что гонцов не наказывать. А во что превратится наша жизнь, если не будет придерживаться традиций и правил? К тому же, нам сейчас не с руки привлекать внимание, ведется многостороннй торг. Ступай себе, Евгений Яковлевич, но не попадайся мне на глаза. Еще раз увижу, берегись. Заберу живьем к нам, а ты знаешь, это даже хуже, чем все то, что могут с тобой твои бесы сделать.
Кильчевский нервно кивнул и вышел из кабинета. На улице уже, вдыхая осенний пряный крымский воздух, он еще раз удивился. Еще недавно он был приговоренным смертником, а теперь палач заболел и его казнь не просто перенесли, а отменили. Невероятное везение! Но что теперь? Надо отправиться обратно, в свое горное убежище и посмотреть, как там идут дела.
Он направился на восток. Ему навстречу двигались десятки и сотни людей, скорее всего, из улагаеского десанта. Настроение у всех было разное, но в основном приподнятое. Ведь они не потерпели особых поражений, а реквизировали с собой в Крым большое количество ценностей. Кильчевский пристал к одному из небольших обозов, который двигался в Феодосию и часть пути проехал в телеге. Через пару дней он достиг поворота в горы и дальше отправился пешком вверх. Чуть позже в приметных кустах он заглянул под бревно и убедился, что те деньги, которые он оставил, уходя с десантом, до сих пор на месте. Жизнь-то, он восхитился, налаживается! Ему сохранили жизнь, у него остались деньги, небольшие, но достаточные. Небольшой ящик он оставил на месте, только еще сильнее замаскировал. До деревушки и его дома, где жил он с Изабеллой, было рукой подать.
Утро только вступало в свои права, и он решил преподнести сюрприз своей женщине и прийти, пока она еще спит.
С виду, ничего в деревушке не изменилось, кажется, если бы не он, они бы и не узнали, что Россия начала войну, потом Гражданскую, и что царя уже четвертый год как нет. Он вошел тихонько в дом, потом поднялся в спальню и осторожно приоткрыл дверь.
Картина, которую он увидел, одновременно и сильно огорчила его, и немного порадовала. В постели, открыв все свои невероятные формы свету, лежала обнаженная Изабелла. Рядом с ней, как маленький щеночек возле суки, пристроился Вяземский, тот самый надоедливый и навязчивый студент, которого он тогда ловко сплавил в Севастополь. Но видимо, студент решил вернуться, и Изабелла, которую сам Кильчевский подготовил к тому, что, скорее всего, не вернется, его приютила.
Несколько секунд он стоял на пороге, и в сердце его боролись ревность и разочарование. Нельзя сказать, что он любил Изабеллу, просто, она дала то тепло и чувство уюта после исчезновения Оксаны. Оксана… Он ее почти забыл, хотя чувства между ними были очень бурные. Оксана, его любовь, так внезапно вспыхнувшая, и так же неожиданно исчезнувшая. Да, потеря памяти прогрессирует, и у него осталось не так много времени.
Он было уж хотел доставить пистолет и пристрелить этого надоедливого и самоуверенного, как и все студенты, мальчишку, но передумал. Чего он добьётся этим? А так, то короткое время, пока не пришли красные, эти двое побудут вместе.
Он развернулся и тихонько прикрыл дверь. Спустился вниз, посмотрел, что можно с собой взять. Ничего, кроме своего старого саквояжа, с которым в прошлом тысячелетии пришел в Одессу. Подхватил его под мышку и вышел из дома.
Кильчевский сходил на верхнюю площадку, где когда-то очень давно они приземлились на аэроплане. Он стоял на том же месте, в небольшой пещере, и в том же состоянии. Значит, за все это время никто к нему не притрагивался. Это было очень горько, гораздо печальнее, чем когда он увидел Изабеллу. Пока Кильчевский поднимался наверх, то в душе лелеял надежду, что аэроплана не будет, а это значит, Оксана вернулась и забрала свою верную стальную птицу.
Нет, машина стояла без дела и тихо умирала от тоски. Кильчевский трогательно попрощался с ним и ушел. Забрав по пути закопанные деньги, он вышел на большую дорогу, и долго стоял и не мог решиться, куда ему отправиться, налево или направо. В пустом Симферополе он точно не хотел находиться, где всегда был огромный риск столкнуться с Алексешенко, тогда следовало идти в Севастополь, где был центр белых, и откуда можно было эвакуироваться.