Пепел революции

Здесь была похоронена его дочь, маленькая София, белокурый ангел. Она умерла от тяжелой и непродолжительной болезни во время одного из бесчисленных переездов. Зачахла пятилетняя девочка буквально за неделю, как гаснет свеча без притока кислорода. Врачи только разводили руками и прописывали морской воздух и сомнительные микстуры. Но маленькая София держалась с мужеством взрослого человека, и понимала, что дело обстоит очень серьезно и только спрашивала его каждый день:

— Папочка, ты же купишь мне куклу с нарядами? Я такую куклу видела на ярмарке в Нижнем Новгороде. Я мечтаю о ней.

Он обещал ей все, что только возможно и еще немного больше, а сам терял самообладание, наблюдая, как его любимая дочь с каждым днем становится все тоньше и прозрачнее. София с мужеством пила все горькие лекарства, которые ей давали, и не переставала рисовать платья, которые она сделает для куклы, чтобы та была самой красивой и изысканной дамой по всем Петербурге.

На восьмой день болезни она умерла. Они как раз проезжали эти края и в спешке ее похоронили на этом холме. Дела заставляли его мчаться дальше, но он задержался на пару дней и установил большой деревянный крест. Потом были другие дела, потом началась война, революция и весь водоворот событий, а его маленькая София все лежала здесь в одиночестве, на берегу моря и ждала, чтобы ее навестили. Ангел, который особо и не пожил на свете, только радовал отца несколько счастливых лет. А враги заставили его забыть свою дочь, от которой не осталось на земле никаких следов, будто и не было никогда. Будто и не жил такой маленький человек, который мечтал и ждал, когда вырастет. Она не узнала, что такое первая любовь, томление страсти, первый поцелуй и расставание. У нее не было своих безумств, и она не смогла почувствовать радость материнства. Всего этого Софии было не суждено ощутить. Она осталась жить только в его сердце, маленьким, светлым воспоминанием. Только пока он ее помнит, она могла жить в каком-то смысле. София, его дочь. Он упал на холм в холодную зимнюю ночь и горько плакал.

Глава 7

Когда вернулись в город, уже занимался тусклый и неприветливый зимний рассвет. Немногочисленные отпускники и раненые постепенно собирались на перроне, и ждали начала посадки в поезд. Кильчевский стоял с равнодушным видом, но внутри его все клокотало от холодного пламени ненависти. Он мог простить своим прежним руководителям почти все, в конечном итоге, если судить по справедливости, он заслуживал смерти или чего пострашнее. Ведь никто так нагло не бежал из системы, да еще не с пустыми руками, переходил к врагу и не принимал вежливых приглашений вернуться.

Твари, нелюди! Им незнакомо ничего человеческого, что неудивительно, учитывая из каких дыр Ада они выбрались. Кильчевскому уже было все равно, что, возможно, Алексешенко и Слащев специально дали ему возможность вспомнить брата и дочь, чтобы разжечь желание мести и подвести под сотрудничество еще и солидный собственный фундамент. Плевать. Они используют его, пусть. Но не трогают самые глубины его личности и памяти. А риск смерти? Ну что, он всегда был и будет, всем мы когда-нибудь умрем, да и он слишком задержался на этом свете.

Еще был один момент, который был очень важным и о котором думать совсем не хотелось. Стирание памяти было необратимым процессом. Оно начиналось с дальних воспоминаний, которые исчезали как бы сами собой и постепенно прогрессировало. Человек забывал какие-то обыденные вещи, вроде своего адреса или клички собаки, потом — место, куда он шел или что собирался сделать, а заканчивалось, что забывал свое имя, страну, где живет или название обычных вещей. Такой человек становился инвалидом и мог осуществлять только те действия, которые организм совершал сам, неосознанно, вроде того, как дышать или глотать воду. Такой процесс всегда заканчивался печальным итогом. Это можно было бесконечно долго притормаживать или останавливать, но все являлось только временным решением. Обратить процесс вспять никому не удавалось и не удастся.