Пепельная Луна

– Надя, что он как заведенный по кругу ходит? – крикнул Леня Надежде, загружавшей белье в стиральную машину за закрытой в ванную комнату дверью. – Явно пи-пи хочет, тащи его на улицу, пока не наделал!

Услышав знакомое слово «улица», Бон-Бон опрометью юркнул под круглый стол, чтобы его не нашли. При прогулках с филиппинкой это давало возможность выиграть минут десять-пятнадцать.

Леня с интересом наблюдал, как важная и строгая Надежда Бенционовна полезла под стол и, стоя на коленях, уговаривала Бонечку «выйти хоть на пять минут». Он не узнавал былую Надю и не понимал, как может настолько переродиться человек – и ладно бы перед лицом смертельной опасности в виде акулы, преследующей участников международного заплыва. Но ведь гипотетическая акула не шла ни в какое сравнение с этим мохнатым засранцем, которого при желании с головой можно засунуть в карман куртки.

Бон-Бон с неудовольствием позволил вытащить себя из-под стола и приготовился к обычным истязаниям – надеванию бархатного жилета, а если на улице дождь, то еще и несносных кожаных сапожек на каждую лапу.

Но вместо этого на шее у него щелкнул карабин.

– Ну, пойдем, Боня, гулять. Пойдем гулять, Бонечка, – услышал он голос Нади и впервые в жизни вышел из двери квартиры без верхней одежды, на своих двоих.

* * *

Уже полторы недели Бон-Бон проживал в Конькове и звался Боней. Шерсть его спуталась и кое-где на боках скаталась в колтуны. Ее окрас уже нельзя было отнести к идеальному блонду, скорее к омбре с плавным переходом от светлого к темному: белый верх, переходящий в оттенок кофе с молоком низ. А после того как Боня учуял на газоне неподалеку от помойки рыбьи потроха и, повинуясь проснувшемуся собачьему инстинкту, не отказал себе в удовольствии поваляться в них на спине, омбре дополнилось пятнами неописуемого цвета.

Конечно, мама Надя, как теперь называла себя по отношению к нему хозяйка необычной квартиры, мыла гостя, и даже с шампунем, но все-таки это была не пристрастная стирка всего замершего от ужаса собачьего тела беспощадной филиппинкой в грозной ванне-джакузи, а всего-навсего ополаскивание душем после прогулок. Осмелевший и уверившийся в полной своей безнаказанности Боня позволял себе приходить с улицы все более грязным, внося разнообразие в свой благородный природный окрас.

Из пасти его несло только что съеденной курочкой или «коклеткой». Ох, как нравились ему эти восхитительные яства с поджаристой до хруста корочкой, о существовании которых он даже не подозревал. Мама Надя колдовала над ними, стоя у плиты, пока Боня благоговейно сидел у ее ног и впитывал в себя чудесный аромат жарящегося мяса всеми фибрами замирающей от счастья собачей души.

– Скоро коклеты будут готовы? – уточнял из-за стены Леня.

– Еще десять минут, – сообщала мама Надя, а Боня ревниво прижимался к ее ногам, рассчитывая на право первой «коклетки». И она ни разу не обманывала его ожидания.

Спал он в постели мамы Нади, но устраивался там не сразу. Хозяин или слуга по имени Леня – спустя неделю Боня так и не определился с его ролью в этом доме – сверлил взглядом Боню, и тот смирно лежал в углу на подушках и делал вид, что совсем не претендует на соседство в кровати.

Боня терпеливо ждал, пока Леня заснет, и, лишь когда улавливал чутким ухом мерное дыхание спящего человека, которое всегда отличается от дыхания человека бодрствующего, вставал с подушек и маленьким белым привидением бесшумно вскакивал на кровать. Он сворачивался клубочком в ногах мамы Нади так, чтобы не задеть Ленины шершавые пятки. Спал Боня чутко и, как только Леня проявлял первые признаки человека пробуждающегося, так же бесшумно спрыгивал с кровати и устраивался на подушках.

Жизнь этой семьи, в которой он оказался, видимо, благодаря какому-то счастливому случаю, протекала не только в маленькой квартире размером с гардеробную его прежней хозяйки, не имеющей зала, джакузи, холла и оттого очень уютной, подходящей для маленькой собачки. Мама Надя и Леня обходились без гостей, не устраивали приемы и светские вечеринки, перед которыми болонку положено расчесывать с удвоенным рвением, опрыскивать духами вдвое старательнее и повязывать самый красивый бант, чтобы гостям, а особенно детям гостей, непременно захотелось потискать, пообнимать, потаскать на руках, повертеть и зацеловать чуть ли не до смерти маленькую белоснежную и беззащитную игрушку.

Иногда он все же скучал по хозяйке – нельзя не признать, она любила его, заботилась и была ласкова, но не так часто Бон-Бон мог наслаждаться ее добротой, которая распространялась на многих, тогда как доброта и внимание мамы Нади предназначались только ему.