Когда страшно и одиноко, надо думать о чем-то светлом и добром. Это в Москве она Нина, а дома, в Тбилиси – Нино. Тут же вспомнился родной Ваке – живописный район города, где она знала каждую тропинку и могла зайти практически в любую дверь: везде жили родственники, или друзья родителей, или родители ее друзей. На столе в каждом доме стояли огромные вазы с фруктами. В Москве такие разве что на витринах встретишь. На Новый год они всей семьей ходили от одного застолья к другому, и везде угощали самым вкусным. Когда родители приводили их с Этери под утро домой, они снимали только обувь и верхнюю одежду, ложились спать со счастливыми улыбками.
А сны! Что за сны ей снились в детстве! Какая там Алиса в Стране Чудес: заливные луга, пение птиц, теплые руки бабушки, которая по очереди заплетала им косы. Как пел их дядя Нэш и его сестра! Эти звуки грузинского песнопения! От них замирала душа и внутри становилось так хорошо, что казалось, сейчас взлетишь и будешь кружить под музыку, не касаясь земли. И совсем не так, как после таблеток Дато, а с чистой, светлой, незамутненной душой и незалапанным телом. Вот, опять она за свое!
Бедная Этери, как хорошо, что она уехала и ничего не узнает…
Вот, кажется, и арка. Она никогда не пошла бы так поздно вечером одна по незнакомому адресу, если бы ее не предупредил майор Фадеев – этот следователь, который так на нее пялился. Ей было плохо после таблеток, но чутье не обмануло: он не желал ей зла.
Потом позвонил Михаил Лабковский, и это не было сном. Она слышала его выступления на радио и видела книгу с фотографией на обложке в витрине большого книжного магазина. Он даже чем-то напомнил ей отца – такой же респектабельный, основательный. Ах, если бы был жив отец, ничего этого не случилось бы!
Она нажала на звонок у темной, как будто лаковой таблички, на которой золотыми буквами было написано: «Доктор Лабковский». Дверь тут же открылась. На пороге стоял тот самый человек с обложки. Что же такого натворил Дато, что уважаемые люди оказывают ей так много внимания?
– Меня зовут Михаил Александрович, – он протянул ей руку. – Добрый вечер, Нина, проходите.
Она попробовала улыбнуться ему в ответ, когда он сердечно предложил ей сесть на удобный диван, обитый теплой шерстяной тканью.
– Хотите чаю или кофе?
– Нет, – она мотнула головой.
– Тогда пойдемте в кабинет. Вы можете не беспокоиться. Все, что будет сказано в этих стенах, не выйдет за их пределы. Это закон. Следователю вы сами расскажете то, что сочтете нужным. Мне показалось, он переживает за вас, поэтому моя задача – помочь в первую очередь именно вам, а не кому бы то ни было.
– Хорошо, – она кивнула и села на краешек кожаного кресла, пригнувшись к коленям так, словно кто-то сломал ее напополам.
– Нина, как прошел ваш день? – услышала она его голос словно издалека.
– Я. Мне… – она замялась, сложила худые ладони между колен. – Все хорошо.
– Прекрасно! Нина, а что вы ели на обед?
– Когда?
– Как когда? Что вы сегодня ели на обед?
– Я, я… утром, – она обрадовалась, что вспомнила и может ему ответить. – Да, утром я выпила большую чашку кофе.
Атмосфера в кабинете убаюкивала. Приглушенный свет не резал глаза. Было уютно, как дома – там, в Тбилиси.
– Нина, о чем вы сейчас думали?
– Ой, простите, – как провинившаяся школьница ответила Нина. – Я просто вспомнила…
– Что вы вспомнили?
– Да так, я уже забыла.
– Хорошо. Я попрошу вас сесть удобно, откиньтесь на спинку кресла, вот вам подушка под спину. Пожалуйста, закройте глаза и послушайте сказку про маленькую девочку, которая заблудилась в своих мыслях. Представьте себе залитый солнцем зеленый луг.
Голос звучал мягко, певуче. Он говорил о том, что Нина видела своими глазами в детстве. Этот сказочный луг был так похож на одну из лужаек в их парке в Ваке, который начинался прямо рядом с домом. «Ваке» по-грузински ведь и означает «равнина».
– Вас окружают родные, любящие люди, – продолжал всезнающий голос. – Скажите, кого вы видите рядом?
– Да, я вижу, – не открывая глаз, медленно, как во сне, начала говорить Нина. – Вижу бабушку, маму с папой. Еще там мой дядя Нэш, он поет.
На самом деле она не спала, а присматривалась. Переводила взгляд от одного лица к другому, как будто здоровалась с каждым. Отца нет на свете уже десять лет, мамы – пять, а они стоят рядом обнявшись и машут ей руками: Нино, пошли качаться на качелях!
– Может быть, вы видите кого-то еще?
– Девочку, она чуть повыше меня ростом и… Да, она такая серьезная, у нее в руках книга, толстая книга. Она читает. Бабушка всегда ругалась, потому что она читала даже за обедом!
– Рассмотрите повнимательнее, кто эта девочка?
– Это… это, да! Это моя родная сестра.
– Дальше! – Голос доктора прозвучал тверже, теперь в нем появились повелительные нотки. – Ваша сестра, как ее зовут?
– Этери. Я люблю ее. Я очень ее люблю…
– Вы уже в Москве. Этери живет в квартире, в которую вы каждый день приходите. Дальше. Что дальше, Нина? – почти приказывает ей голос. – Вспомните, что вы видите?
– Муж Этери. Она жила там с мужем. Я… – она сжалась всем телом, как будто получила сильнейший удар в живот.