Пепельная Луна

– Давайте-давайте! Оправдывайся теперь, – каркающий голос доходил до Анны Ионовны словно волнами, а те, в свою очередь, били по лицу наотмашь. Жанна обращалась к ней то на «вы», то на «ты», и это тоже придавало оттенок нереальности всему происходящему.

– Мне не в чем перед тобой оправдываться, Жанна.

– Но ничего, все возвращается, хоть через поколение, вот и вам вернулось! – выплевывала в лицо свои слова Жанна, не слушая возражения.

– Катя? Надя? – растерянно спросила Анна Ионовна. Ей не верилось, что она слышит все эти слова и сама встреча происходит наяву. О Жанне она не слышала уже лет десять, с тех пор как в Пензе умерла родная сестра. Но Анна Ионовна уже не сомневалась в том, что перед ней стоит настоящая племянница, а не сумасшедшая самозванка.

– Сонечка! – победоносно провозгласила Жанна с видом человека, вонзающего нож в сердце врагу. – Шалава и наркоманка. Думаете, она у вас учится, да? Сессии там сдает, да? На-ка, погляди, как время она проводит.

Она порылась в сумке, поспешно вытащила мобильный телефон с большим экраном и принялась неловко тыкать в него пальцем.

– Черт, вот черт. Погоди-ка, сейчас, – бормотала она. – Да куда же они запропастились? Та-а-ак, вот она – га-ле-рея! Вот в той галерее подарок у меня вам приготовлен. Картина маслом, так сказать! Узнаете, бабуля, правнучку вашу? Голубая кровь, нечего сказать…

Анна Ионовна потянулась дрожащими руками за телефоном, но Жанна резко отвела руку в сторону.

– Ну уж нет! Уронишь еще. И так видно! А нет, так увеличить могу.

На мерцающем экране телефона худенькая бледная темноволосая девушка стояла на крыльце какого-то дома. Стояла – громко сказано. Скорее, в изнеможении висела на руке у рослого темноволосого красавца.

Разум Анны Ионовны отказывался верить, что на снимках Соня, но Тимура она спутать не могла.

– Признала? – Неумолимый голос словно бил молотом по наковальне. Анна Ионовна четко ощущала его удары в висках.

– Откуда у тебя эта фотография? – слабо спросила Анна Ионовна.

– А работаю я в том месте, где наркоши из Москвы и с Рублевки тусуются. Не всем же так повезло – всю жизнь на пианине тренькать.

Анна Ионовна почувствовала, как покачнулась под ногами земля и стена дома словно надвинулась на нее.

– «Скорую»! Вызовите «Скорую»! – крикнула Жанна, но под аркой никого не было.

Она успела подхватить свою тетку и теперь держала ее обмякшее сухонькое тельце на одной руке, как Геракл добычу. Шляпка Анны Ионовны лежала рядом в пыли.

– Черт бы побрал все это проклятое семейство, – выругалась Жанна и вытащила из кармана мобильный.

Хотела уже набрать привычное 03, да вспомнила, что телефон-то не стационарный. Как назло, из головы вылетело, как делать экстренные звонки с мобильного, а ведь заучивала.

– На помощь! – еще раз крикнула Жанна, но помочь, кроме нее самой, по-прежнему было некому. И тут ее осенило.

Когда она ловко вытащила кошелек из сумочки Анны Ионовны, толкнув ее в толпе – старый трюк, которому научили еще в молодости пензенские друганы-воры, то не пошла следом за старушкой. Тетушкин маршрут она изучила прекрасно и потому знала: никуда она не денется, скоро обратно той же дорогой пойдет.

Жанна встала в тенечек и не спеша принялась изучать содержимое добычи. Раскрыла кошелек, привычной рукой быстро пересчитала имеющуюся наличность и презрительно скривилась: «Тоже мне, жмотка-то Катька, выходит, негусто у бабули запасов денежных, а поди ж ты, все по старой памяти в Елисеевский таскается. Красиво жить не запретишь».

Зачем она подрезала кошелек, Жанна не сказала бы и на Страшном суде, потому что попросту не знала. Слепая ненависть к успешной родне застила ей глаза с детства, диктуя поступки, необъяснимые с точки зрения обычной житейской логики.

Перебравшись в Москву, но так и не найдя общего языка с дочерью Маринкой, которая помнила мать только пьяной и не верила в ее перерождение, она возненавидела Анну Ионовну, Катю и Соню еще больше. Но это уже была не та презираемая в своем городе потаскушка и пьяница Жанка.

Она взяла себя в руки и устроилась на работу к влиятельному человеку. Правда, любовь к легким деньгам подводила. Иногда она, как в первые годы бродяжнической жизни в Москве, садилась попрошайничать на Тверском бульваре, ничего не боясь. Знала: от полицейских она всегда откупится так же, как откупалась от милиционеров.

Однажды она лицом к лицу столкнулась с Катькой, но та шла вся какая-то расстроенная и не обратила на нее внимания.

«Еще бы, – подумала тогда Жанна, провожая ее взглядом, пока фигурка не скрылась в толпе. – Зачем ей родная тетка из провинции. Ни разу к нам не приехала, фифа, и к Маринке небось свысока относилась, когда та в Москву рванула. Я-то думала – родня, помогут девке. Выкуси! Вот и пришлось бедной мыкаться. Под козла старого легла, молодость свою сгубила. Теперь меня винит, а я разве ж виновата? Да если бы не эта семейка, она бы Суворова никогда и не встретила».