Пепельница (пьеса)

Мол, сел сударь за клевету,

Но если не получится – не ручаюсь,

Что ваш капитал вернется. Да вы не отчаивайтесь.

Байдин: Хорошо, хорошо. Только сумейте.

Да и вы денег не жалейте.

Кому нужно на лапу дать,

Как бы вам это сказать…

Прокурор: Да уж эту систему издавна знали,

Эти тонкости, хитрые морали.

Лишь бы вышло тихонько так,

И не был засвечен косяк.

Байдин: Главное, в дело свое верить,

Вовремя отрезать, во время смерить.

Прокурор: О, давайте еще заведем разговор,

О взятках, и кто из нас вор.

Байдин: Нет, ни к чему такие речи.

Они давным-давно уж мертвы.

Тогда, когда появился человек,

Закончился добрый наш с тобой век.

(уходят, заходит кто-то)

Переодевшийся бомж: Вроде, нет никого.

Ох, сейчас наберу капитал.

Был я вроде как никто,

А тут и смел, и удал.

Переоденусь обратно, приду,

Душевно так в лицо поржу.

Экие балбесы прогадали,

Что я всего лишь бомж, простые морали.

Стащу канистру у них,

Обменяю на вещь какую-нибудь,

Будет им исторический миф,

Что бомж смог богатых обуть,

Надуть. Есть ведь «Слово

О полку Игореве», ага.

А тут новая основа.

Народ бредет туда, где новизна.

Сказ о том, как бедняк, нет-нет не так.

Слово о бедняке, и работодатель – дурак.

Вот точно, прямо в смак.

Во какой будет размах.

Через черный юмор к правде,

Ревизор пришел к белой гвардии.

Смейтесь, смейтесь, вы у меня дождетесь.

Поете? Допоетесь.

Не дадим пустить Русь по миру.

Прославиться – и это по силу.

Кабы не велика уверенность,

Но как велика наивность,

Дельность и повинность,

Скажи на милость?

Я Андрей, бомж с Садовой улицы.

С трех лет шрам на лице,

С десяти уже жизнь уличная.

С пятнадцати жизнь моя самостоятельная, личная.

Кусок хлеба да водичка.

Исхудала ржавая отмычка.

Я вам такие пиры покажу,

Беглые вы козяки.

У меня карта есть,

Где зимуют раки.

(уходит, заходит кто-то)

Он: Но… Почему же, почему?

Что я сделал не так?

На поезд не села и мне одному.

Их раздору виновен – это факт.

Я понимаю, измены нет,

Но она бы точно состоялась,

Дав такой мне ответ.

Победой все это не увенчалось.

Где она? Где ее искать?

У какого перрона ее ожидать.

Если сейчас она меня увидит,

Почувствую ли я обиду?

Искал по всему поезду, везде,

Надеясь увидеть, лучик во мгле.

Сойдя с поезда, вернувшись обратно,

И мне это так неприятно.

Зря, быть может, зря.

Надо уходить, видимо. Да.

Да пусть мой шаг плох.

Уходить? Да что б язык мой усох.

Увижу, попрощаюсь нормально,

И уеду навсегда поездом ранним.

Жаль, конечно, такие планы

Сломлены и так рано.

Что теперь, уж будет как будет,

И никто нас теперь не осудит.

Где теперь ее искать мне, где?

Готов ее искать на самой далекой звезде.

Забыть решила, наверно, весь наш эпизод.

Пусть буду дурак, пусть идиот.

Ночью и днем, ночью и днем,

Одним лишь словом «ждем».

Остается только попрощаться,

И снова жить, улыбаться.

Встречать новый рассвет.

Ответ? А ответа нет.

Ведь она мой талисман,

Я принял решение такое сам.

(уходит, заходят двое)

Милкин: Эх, дружище, отпустили, меня отпустили.

Логозин: Думали, все, посадили?

А как так, с чего бы это?

Милкин: Фортуна не раскрыла секреты.

Просто заходит в форме с видом мэр,

Говорит, вы свободны сэр.

Я долго в камере смеялся,

Чуть было дело там не остался.

Заходил в камеру, ссутулившись робко.

А вышел, будто после водки стопки.

Иду такой по коридорам, важный.

Логозин: Перед ними и не грех зазнаться однажды,

Перед этими минами кислыми.

Возьмут, а там жди амнистии.

Лишь бы деньжат содрать,

Да двери железные закрывать.

Слушай, а я тут не прохлаждался,

С дамами тут-тут повстречался.

У меня же это и вторая для тебя есть,

Даже с деньжатами и они здесь.

С прокуроришкой прокутили,

Приуможились, капиталы развили.

Милкин: Деньжата, значит, говоришь,

Остается нам и всего лишь.

Логозин: Пойдем, пойдем,

Вина хорошего попьем.

И чего-то Стафона не видал,

Небось, из города угнал.

Милкин: Кто, Стафон? Не может быть.

С такой-то смелостью ему на родине чтить.

Логозин: Верно, такой народ.

Ни там, ни тут не пропадет.

А у тебя-то история смешная,

Из ста одна только есть такая.

Под нее можно и плясать, и петь

И всего чего можно хотеть.

Милкин: Ну, ладно, пойдем скорей,

На твоих дам желание растет сильней.

(уходят, заходят двое)

Байдин: Баа! На ать-два!

Поищите в другом селе дурака.

Прокурор: Простите, что вы там проговорили?

Байдин: Да вы не того отпустили!

Прокурор: То есть как это не того?

Байдин: Господин прокурор, да вы что!

Прокурор: А кого на давеча мы отпустили?

Байдин: Господина Милкина, вышло некрасиво.

Прокурор: А кого надо было отпустить?

Байдин: Стафонова, мне ж вам об этом было дело говорить.

Прокурор: Ой, да вам-то какая разница.

Того или того дружка не сменяется.

Байдин: Другой мнёт, а третий дразниться.

Я деньги отдал, и как получается?

Прокурор: И что вы предлагаете, обратно

Милкина посадить в тюрьму?

Гражданин, мне очень приятно,

Дайте за это грамоту.

Байдин: Не мое дело, как это делать,

Но было слово и было дело.

Прокурор: Ну хорошо, того отпустим.

А с Милкиным как прикажете быть?

Байдин: В этом плане все пусто,

И не стоит говорить.

Дабы не пачкать листы

И генералы не совали носы,

Пусть будет все как есть,

И мы спокойны, и горда наша честь.

Прокурор: Вот вам-то говорить-то просто,

Отдали деньгу, поджали хвосты.

И ходите спокойно, и дальше шагать,