Пепельные цветы

Он оглянулся на неё, улыбнулся натянуто. Искренне улыбнуться не получалось. Смерть наверху, за дверью, не поджидала – это очевидно. Ведь Маклахен и Джайя живы. Меган умерла, да… Но она всё болела последние дни, не вставала даже. У неё удар был, а пепел и бомбардировки тут ни при чём. Да, смерть не поджидала, но и ничего хорошего там тоже явно не было. Но и сидеть в этом подвале он больше не мог. Какой смысл? Зачем всё?

– От страха не спрячешься, – повторил он одно из своих любимых правил.

Правило было, возможно, не очень к месту, но ничего другого в голову не пришло.

Подошёл к двери, толкнул, выскользнул наружу.

В коридоре, ведущем к подвалу, стоял полумрак. Было холодно, особенно после влажной духоты, создаваемой пятью телами и керосинкой.

Шаги Маклахена прозвучали где-то впереди, в гостиной. Хлопнула входная дверь. Всё стихло.

Липси замер, прижавшись к холодной стене, осторожно и зябко дыша, ожидая, что вот сейчас, в следующую секунду, лёгкие обожжёт и они откажутся дышать. Затуманится сознание, и он повалится на пол, ощущая тошнотворную близкую смерть.

Однако, ничего не произошло. Воздух был самый обычный, только не по-июльски холодный. Пахло деревом и пылью – с тех пор, как Меган слегла, в доме, кажется, никто не убирался.

Он вздохнул и пошёл, осторожно ступая, стараясь издавать как можно меньше звуков, чтобы не разбудить задремавшую смерть, к двери в гостиную.

Догорал камин. Было тепло, даже жарко. Запылённое окно почти не пропускало света, так что комната тонула в полумраке. После мрачного и вонючего подвала эта невзрачная гостиная показалась ему просторной и такой уютной! Однако, толстый слой пыли, который покрывал всё – стол, радио, полки, стулья, – и тропа, протоптанная Маклахеном в пыли на полу, навевали уныние.

Липси торопливо пересёк комнату и открыл дверь на улицу.

Он ожидал увидеть что угодно, но только не это.

Чёрно-пепельного цвета низкое небо застилало землю от горизонта до горизонта, а горизонт был так близок, что казалось, до него можно добросить камень. И до неба тоже можно добросить камень. Только сделать это никто Липси не заставил бы – уж слишком оно было страшным, это притихшее небо, и казалось, что если нечаянно потревожить его, оно немедленно обрушится на землю всей своей массой, под грохотание громов и ослепительные вспышки молний.

Всё терялось в мутной дымке – почти не было видно причала внизу, а море, такого же пепельного цвета, как и небо, сливалось с ним воедино, так что и не понять, где кончается одно и начинается другое.

В оглушительной тишине шаги Липси протрещали громом небесным. Бросив взгляд на землю, он увидел, что пожухлая серая трава ломается под ногами тонкими льдистыми иглами. Там и тут лежали пятна снега, мало похожего на снег, а скорей – на посеревший от грязи град. Этот град шелестел и хрустел при каждом шаге, но звуки не разносились – они отражались от плотной массы серого воздуха и метались вокруг, на расстоянии вытянутой руки, и быстро угасали. Цветы, – Липси помнил, что это должны быть цветы, – торчали из земли застывшими пепельно-ледяными скульптурами, хрупкими и страшными в своей неузнаваемости.

Он замер, чуть отойдя от крыльца, озираясь.

– Эй! – произнёс через минуту, надеясь, что Маклахен отзовётся. Но голос увяз в трясине непроницаемого воздуха.

Было трудно, почти невозможно дышать. Воздух был так сух и напоён невесомым пеплом, что грудь буквально раздирало при каждом вдохе.

Он достал платок, прижал его к лицу, закрывая рот, ощущая на зубах вязкую грязь. Легче дышать не стало, но по крайней мере вдыхаемая масса была теперь не такой плотной.

Слева, в тумане, хлопнула дверь коровника. Звякнул замок. Появился в тумане силуэт Пирса Маклахена. Он шёл, ссутулившись, тяжело согнувшись, и вытирал ветошью руки. Лицо его было перекошено то ли болью, то ли усилием, которое приходилось делать, чтобы вдохнуть эту кашу.

– Что? – спросил он, наткнувшись на Липси, и тут же лихорадочно закашлялся. – Наслаждаешься видами, хохотун?

И, наступив Липси на ногу, не останавливаясь и не извиняясь пошёл к крыльцу. Липси только глупо пожал плечами ему вслед.

– Как там ваша коровка? – крикнул он, когда Маклахен уже открывал дверь.

Хозяин что-то ответил, но Липси не расслышал в этой туманной гуще.

Он огляделся. Надо было идти в дом, но зрелище острова, тяжёлого неба и моря было таким завораживающим, что он нерешительно топтался на месте некоторое время, а потом, хрустя в густой тишине градом и ломкой травой, пошёл вокруг гостиницы.

Проходя мимо коровника, едва не подскользнулся и не упал. Ему стало страшно. Падать в этот ледяной пепел очень не хотелось.

Оторвав на минуту платок от лица, увидел чёрное пятно, которое образовалось на месте, где его рот с усилием втягивал воздух. Закашлялся и некоторое время стоял, отплёвывая густую мокроту и грязь.

Это была смерть. Надо было идти в гостиницу, спуститься в подвал, забиться там в самый дальний угол, уснуть… и проснуться лет через двести, когда всё уже кончится, когда последствия войны уйдут в прошлое, а земля снова приобретёт привычный вид.