Пепельные цветы

— Папа! — вскричал он. — Папочка, не говорите так! Я буду хорошим! Честное слово буду хорошим!

— Чего? — оторопело отшатнулся Маклахен. — Да ты совсем… того… Папа… Совсем того! Папа… Совсем… Какой я тебе папа, придурок! Фу ты!.. Сгинь!

— Ну где же ты, милый? Мы ждём! — в дверях появилась Беатрис. Увидев стоящего перед Маклахеном на коленях Ллойда, она бросилась к нему, опустилась на пол рядом, прижала его голову к своей груди.

— Что? Что, мой милый? — гладила она придурка по волосам. — Что случилось? Что он тебе сделал? Не бойся, мой сладкий, не надо, я не дам тебя в обиду.

— Я не буду! — забился в истерике идиот. — Я не буду больше есть! Я стану хорошим, уверяю вас!

— Чокнутые! — пробормотал Маклахен. — Вы все здесь спятили.

— Уйдите, мерзкий вы человек! — повернулась к нему Беатрис.

Маклахену показалось, что она сейчас бросится на него.

— Чего-о? — протянул он, раззадоривая себя, приводя в ярость. Но что-то внутри него оцепенело и никак не хотело завестись, раскачаться.

— Уйдите, умоляю вас! — она чуть не плакала. — Он же с ума сойдёт от страха!

— Плевать, — отозвался Маклахен. — С ума сойдёт… Да он с него сошёл ещё когда родился.

Он постоял с минуту, глядя на эту парочку, раскачиваясь с пяток на носки. Потом бросил:

— Будь вы прокляты! Как вы мне все противны!

И вышел в тёмный коридор.

Едва не разбив лоб о стену, ничего не видя перед собой и только бормоча что-то под нос, дошёл до заветного окна. Кое-как уселся на стул.

— Папа… Совсем спятил… — прошептал он, глядя на маяк и не видя его во мраке. — Какой я тебе… Чёрт те что!..

А в груди его клокотало и сипело при каждом выдохе, и откашляться не получалось.

Будь вы прокляты! Всё равно вы раньше сдохнете!

Папа…

Умалишенец.

21. День двадцать первый. Беатрис

Ребёнка утешить проще. А мужчину, даже любимого, — задачка та ещё. Приёмы, наработанные на ребёнке, почти наверняка не сработают. А если опыта вообще нет никакого, по причине отсутствия детей…

Мужчинам в этом отношении проще: опыт утешения женщин они приобретают уже на ранних стадиях знакомства, а потом только поддерживают и развивают…

Не смешно.

Любимому плохо, страшно, а Беатрис тут мысленно зубоскалит. Нехорошо это…

И всё-таки, ей в этом плане повезло, потому что она примерно знала, как утешить ребёнка. А чем её милый так уж отличается от…

Тьфу на тебя! Какая же ты..!

— Тише, мой хороший, тише… — убаюкивала она Ллойда. — Что он тебе сделал? Он ударил тебя? Противный, мерзкий тип!

— Не говори так, он услышит, — плаксиво прошептал ей в шею Ллойд.

— Пусть слышит.

Она повернулась к двери, за которой скрылся хозяин:

— Мерзкий, противный тип!

— Нет! — в панике крикнул Ллойд, пытаясь зажать ей ладонью рот. — Умоляю, не надо! Он будет сердиться. Он вернётся и поколотит нас.

— Да пусть только посмеет!

— Он будет ругаться. Не надо, Беатрис!

— Тш-ш-ш… Тише, мой милый, тише. Я не дам тебя в обиду, поверь мне. Я… я покусаю этого подлеца!

Под её поцелуями, поглаживаниями и тихим шёпотом Ллойд постепенно успокаивался. Он перестал дрожать и всхлипывать, как в приступе лихорадки. Он положил голову ей на плечо, а она гладила и перебирала его волосы.

— Давай уедем отсюда? — произнёс Ллойд

— Уедем?.. Куда же мы можем уехать, милый? Увы, на этом острове нам, кажется, придётся провести ещё не один день.

— Ну, тогда — уйдём. Хозяин говорил, что где-то на острове есть брошенная деревня. Мы станем там жить. Вдвоём. Найдём подходящий домик и… Я починю его, если он окажется слишком уж… Ты будешь создавать уют. Я стану рыбачить, охотиться и собирать ягоды. Наверняка на острове растёт малина, ты любишь малину? Или смородина. Но смородину я не люблю, — Ллойд всё больше воодушевлялся картинами, которое рисовало ему воображение, забывал о Маклахене; глаза его смотрели в фантастическую даль и улыбались. — А когда я буду возвращаться с охоты… или с рыбалки… ты будешь встречать меня поцелуем и окликать нашу дочку: «Эй, Карис, беги сюда скорей! Папа пришёл, добытчик наш!» Она прибежит, вся такая радостная, пахнущая малиновым вареньем и свежими булочками… Я подниму её на руках, прижму к себе. И мы будем счастливы. Втроём. А?

— Милый, милый… — Беатрис незаметно смахнула повисшую на ресницах слезинку. — Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю. Давай уйдём, а?

— Это было бы прекрасно, — грустно улыбнулась Беатрис, целуя его щёки. — Я очень хотела бы поскорей остаться с тобой наедине, в нашем собственном доме. Родить тебе дочку и назвать её Карис. И чтобы мы были счастливы… Но пока… пока это невозможно, мой хороший, увы. С этим придётся повременить. Совсем недолго, надеюсь. А сейчас… Сейчас пойдём пускать петарды? Липси и Гленда, наверное, совсем заждались нас. Они уже замёрзли — на улице довольно холодно.

— Петарды! — оживился Ллойд. — Хозяин хотел отнять их у меня. Но я не отдал!

— Молодец, мой хороший. Я горжусь тобой.

— Правда?

— Ну конечно правда, глупый!

Он быстро поднялся, подхватил её под руку.

— Идём! Скорей! Это будет салют в твою честь. В честь Беатрис — моей любимой и самой прекрасной женщины на свете!