ПЬЕР

Скоро невысокий старик вышел без шапки на низкое крыльцо Гостиницы, спустился на одну ступень, прошёл к середине дороги и начал высматривать Пьера. И как только Пьер оказался в конце переулка, его изумление и его забота нашли свой выход в таких словах.

«Я учил его – да, старый Бочонок; – лучший стрелок во всей округе это Господин Пьер; – молю Бога, чтобы он не поразил теперь „бычий глаз“10 на себе самом. – Женат? женат? и прибыл сюда? – Это досадно и странно!»

Книга XII Изабель, г-жа Глендиннинг, портрети Люси

I

Стоит упомянуть, что когда предыдущей ночью Пьер оставил сельский дом, где скрывалась Изабель, то ни час, ни ночь, ни день, ни какого-либо особого времени вообще не было назначено для последующей встречи. Тогда как сама Изабель по некой несомненно необходимой собственной причине назначила первую встречу на первые тёмные часы.

Когда на небесах сияло полуденное солнце, к фермерскому дому Алверов приблизился Пьер, заметив Изабель, стоящую в стороне от небольшой молочной пристройки и занятую установкой вертикального ряда из множества сверкающих, похожих на щиты, молочных кастрюль на длинной полке, где они могли своей чистотой встретиться с солнцем. К нему она была повернута спиной. Как только Пьер прошел через открытую калитку и пересек короткий мягкий зеленый газон, он подсознательно приглушил свои шаги и теперь встал сразу же позади своей сестры, тронув её плечо и остановившись.

Она встала, задрожала, быстро повернулась к нему, издав низкий, странный крик, и затем пристально и умоляюще посмотрела на него.

«Я смотрю, что всё несколько необычно, милая Изабель, не так ли?» – сказал, наконец, Пьер с вымученной и болезненной улыбкой.

«Мой брат, мой благословенный брат! – скажи – скажи мне – что произошло – что ты сделал? О! О! Я должна была предупредить тебя прежде, Пьер, Пьер; это – моя ошибка – моя, моя!»

«Что именно – твоя ошибка, милая Изабель?»

«Ты показал Изабель своей матери, Пьер».

«Нет, Изабель. Г-жа Глендиннинг вообще не знает твою тайну»

«Г-жа Глендиннинг? … это, … это же – твоя собственная мать, Пьер! Во имя небес, мой брат, объяснись. Не знает мою тайну, и всё же ты здесь появляешься так неожиданно, и с таким фатальным видом? Ну, пойдём со мной в дом. Быстрее, Пьер, почему ты не шевелишься? О, мой Бог! Если я сама иногда бываю безумной, то я должна сделать безумным того, кто любит меня больше всех, и кто, я боюсь, в некотором роде разорвётся ради меня; – тогда позволь мне больше не стоять на этом дерне, но упасть и скрыться под ним! «Скажи мне!» – ловя руки Пьера обеими своими безумными руками – «скажи мне, меня разрывает узнать, как я выгляжу? У меня лицо Горгоны?»

«Нет, милая Изабель, но оно имеет большую силу: то лицо обратилось в камень, твоё же способно обратить белый мрамор в молоко матери»

«Иди со мной – иди скорей».

Они прошли в молочное отделение и сели на скамью возле пахнущей медом оконной створки.

«Пьер, пусть навсегда будет проклят день, когда моё сердце страстно позвало тебя ко мне, если теперь, в самой весенней поре связующей нас любви ты искусно замыслил поиграть со мной в обман, даже при том, что ты воображаешь, будто это делается ради моей пользы. Говори со мной; о, говори со мной, мой брат!»

«Ты видишь спрятанный за пользой обман. Теперь предположи, милая Изабель, что ни в коем случае я бы не был настроен обманывать тебя, – ни в коем случае – зачем тебе желать нам обоим благочестиво обманывать других ради их и нашего общего блага? – Ты ничего не говоришь. Теперь, значит, это мой поворот, милая Изабель, для того, чтобы предложить тебе поговорить со мной, о, поговорить со мной!»

«Эта неизвестность при приближении всегда выглядит плохо, брат мой, поскольку неискренние герольды идут впереди её. О, Пьер, дорогой, дорогой Пьер; будь очень осторожен со мной! Эта наша странная, таинственная, невероятная любовь делает меня абсолютно мягкой глиной в твоей руке. Будь очень осторожен со мной. Я мало знаю о том, что находится вне меня самой. Весь мир предстает передо мной неизвестной Индией. Смотри выше, смотри на меня, Пьер; скажи теперь, что тебе хочется быть очень осторожным; скажи так, скажи так, Пьер!»

«Подобно тому, как тщательно обрабатывает мастер самую изящную и хрупкую генуэзскую филигрань; подобно тому, как священная природа тщательно сворачивает, согревает и немыслимым всесторонним вниманием окружает своих мельчайших и чудесных эмбрионов, так и я, Изабель, как можно более тщательно и как можно более нежно устраиваю для тебя самую нежную судьбу! За исключением великого Бога, Изабель, нет никого, кто будет более осторожным с тобой, бесконечно внимательным и нежным»